class="p1">– Через источники в разведке пароходство получило достоверную информацию, что этот человек пытается внедриться в Сопротивление и взорвать всю норвежскую сеть. Он специализируется на морских операциях и особенно опасен потому, что безупречно говорит по-норвежски, поскольку прожил здесь не один год. Если этот человек будет искать контакта с тобой, Вера, обязательно сообщи мне.

РЁРВИК-БРЁННЁЙСУНН

Я стояла и смотрела, как большое судно красиво причалило к пирсу, как машина дала задний ход и причальные концы закрепили на кнехтах, легко и просто, вот так же лапландцы ловят арканом своих оленей. Я выиграла у Тура немного времени, придумав эту историю, но долго мне не продержаться.

Рассказанное Туром вполне может быть правдой. Да, конечно, муж стремится обелить собственную репутацию и замаскировать, что сам он зарабатывал деньги на оккупантах, однако в остальном все, что он сказал, вероятно, правда. Если Дитер провокатор, который через меня пытается подобраться к Туру, то как же тогда с Вильгельмом? Они заодно? Возможно. И от этого мне было прямо-таки дурно. Вряд ли существует что-то более неприятное, нежели ощущение, что тебя обвели вокруг пальца. Неужели все было спектаклем? У меня даже голова закружилась. Неужели Вильгельм работал на немецкую разведку уже тогда, в молодежном лагере?

Я спустилась    на самую нижнюю носовую палубу. Почему Дитера интересовало именно это место? На сей раз провизионная камера тоже не была заперта. Я осторожно приложила ухо к стали – никого. Быстро спустилась по трапу, открыла провизионную, заглянула внутрь. Не побывал ли тут кто-нибудь посторонний?

Стоя в раздумьях, я услыхала возню возле люка и на трапе над собой. Замерла, затаила дыхание. Бесшумно открыла дверцу и шмыгнула в каморку рядом. Там было так тесно, что пришлось втиснуться за молочные бидоны и сесть, скрючив ноги. Я устроила прикрытие из рыбных ящиков. Если меня ищут, шансов у меня нет. Одна надежда, что они пришли сюда не за мной. От прилива адреналина я сперва не почувствовала холода. Дверь открыли, шаги на крутых ступеньках, я пыталась расслышать, один там человек или двое.

– Это самое надежное место на судне, – произнес голос, явно принадлежавший Туру. На трапе опять послышались шаги. – Вера сказала, что на борту много любопытных ушей, и тут она безусловно права.

Звякнули бутылки, ящик царапнул по полу.

– Я хочу точно знать, что сказала Вера, – отозвался другой голос. – Как можно точнее, слово в слово.

Сердце у меня пропустило удар. Потом еще один и еще.

Это была Бетси Флисдал.

Я в ловушке. Про холод я и думать забыла.

– А что здесь, внизу? – спросила Бетси. – Откуда нам знать, что тут никого нет?

Я услыхала несколько сильных ударов по стенам и по запертой железной двери.

– Нам ее не открыть, – сказал Тур. – Возьми себя в руки.

Скрипнула дверь холодильной камеры. Полоска света проникла в каморку. Тур наклонился. Сейчас он меня увидит. Я сжалась в комок за молочным бидоном. Затаила дыхание. Капля упала на пол.

Кап, кап, кап.

Тихим голосом – я как раз могла расслышать со своего места – Бетси рассказала про вечер в музыкальном салоне. Что она, мол, обратила на меня внимание, на «привлекательную, но очень молодую даму». Что меня приглашал танцевать человек с диагональным шрамом.

– Хенри Хагеманн, насколько нам известно.

Я вздрогнула. Тур знал его имя.

– В музыкальном салоне было темно. Я пыталась следить за происходящим, – сказала Бетси, – и хотя я не очень уверена, по-моему, Хагеманн что-то ей передал. А потом ворвалось гестапо.

– Дело вот в чем, – сказал Тур. – Мои контакты в немецкой полиции давно подозревали, что в ВМС происходит утечка информации и орудуют предатели. Необъяснимым образом британские самолеты топят корабли в открытом море. Потери в живой силе велики, прежде всего у немцев, но и у норвежцев тоже. Тоннаж на сотни тысяч крон. А с ними прибыль пароходств и рабочие места для норвежцев.

– Так ведь работы станет больше, раз верфи должны строить новые суда? – сказала Бетси.

Вот дура, в самом деле.

Тур словно не слышал ее и продолжал:

– На прошлой неделе, когда я разговаривал в Осло с людьми из госкомиссариата, вывод был ясен: этой бессмысленной деятельности надо положить конец. Точно так же считает подавляющее большинство норвежских судовладельцев. Германия выиграет эту войну с хорошей маржой. – Он помолчал. – Дело в том, что двое из ячейки Сопротивления ВМС находятся на борту.

Я навострила уши.

– Один под именем Вильгельм Фрам, а второй – Дитер Харц, особая его примета – повязка на правом глазу.

От этих его слов меня пробрала жуткая дрожь. Мало того что Тур экономически сотрудничает с немцами, так вдобавок, защищая свои привилегии, он    втайне ведет двойную игру и распространяет смертельно опасную ложь о подлинных участниках Сопротивления.

– Мы не можем вечно торчать здесь, – сказала Бетси. – Что делаем теперь?

– Слушай внимательно, – ответил Тур. – Ты знакома с кем-нибудь из немцев на борту?

– Нет. – Она чуть замялась. – Здесь ведь военная полиция да батальон альпийских стрелков.

– У них на судне нет полномочий.

– Я знаю начальника полиции в Саннесшёэне, – сказала Бетси. – Мы раньше сотрудничали в расследованиях.

Тур отозвался не сразу.

– Хорошо. По моим расчетам, сегодня вечером в половине одиннадцатого мы будем в Саннесшёэне. До тех пор ничего не предпринимай. Там ты сойдешь на берег и предупредишь полицию, а они в свой черед позаботятся, чтобы этих двух морских офицеров должным образом встретили в Будё, то есть наутро. Никаких глупостей, пока не попадешь в Саннесшёэн.

– Ладно, – ответила Бетси. – Мне нужны деньги.

Тур раздраженно вздохнул, послышался шорох, видимо, он отсчитывал купюры.

– Спасибо, – буркнула она. – А что с твоей женой?

– Это мое личное дело, – ответил Тур. – Но она мне больше не жена и скорее всего будет осуждена за участие в Сопротивлении. За такое карают сурово.

– Жестоко сказано.

Их шаги стихли вверх по трапу, я вновь слышала только ровный гул машин. Несколько минут так и сидела, скорчившись, и что-то во мне очень хотело остаться здесь, замерзнуть, потерять сознание и кануть в вечность. Замерзнуть – хорошая смерть. Так или иначе пока что я жила… как бы взаймы. Я выпрямилась, суставы хрустнули, будто промерзли. Начался обратный отсчет, согласно расписанию оставалось десять часов, после чего в Саннесшёэне моя судьба будет решена.

Я выскользнула в коридор.

Бетси не должна сойти на берег в Саннесшёэне, но как мне это сделать?

БРЁННЁЙСУНН-САННЕСШЁЭН

Вчера я поездом уехала из Бергена и сегодня пишу эти слова уже в Редерхёугене. В архивах я нашла то, что искала. На дворе апрель, погода