капризная – то задувает холодный ветер, то по-летнему тепло, повесть продвигается, как пароход по спокойному морю.

Все время, пока пишу, я много думаю о том, как воспримут мой рассказ, каков будет отклик норвежской общественности. Об этом, разумеется, думают все писатели. Мы мечтаем о славе и боимся, что критики выставят нас голышом на всеобщее обозрение, пусть даже обыкновенно после этого следует более-менее благожелательное пожатие плечами, а затем забвение.

Здесь ситуация иная. Молчания ждать не приходится. Что скажут потомки Тура и Улав?

Сейчас, в 1970-м, два-три десятка лет спустя, уже достаточно очевидно, что    «бизнес-предатели» понесли куда более мягкое наказание, чем другие коллаборационисты, если вообще были наказаны. Они не были на фронте, не были палачами с кровью на руках, они «старались, чтобы колеса вертелись», как говаривал некий влиятельный адвокат. Капитал не только с успехом распределяет риски, но и распыляет ответственность между руководством и управляющими, материнскими компаниями и поставщиками. Кого, собственно, наказывать за коллаборационизм «Ганзейской компании»? Они же всего-навсего поступали так, как любой капиталист.

Конечно, ситуация еще более пикантна оттого, что в 1949-м, по прямому ходатайству семейного адвоката Греве, Тур был посмертно награжден Боевым крестом с мечом, «за то, что он с огромным личным риском в самом начале 1940 года организовал на побережье Сопротивление».

У меня не было выбора, и я поневоле приняла от его имени эту награду на церемонии, но сослалась на внезапное недомогание и покинула торжество сразу после короля Хокона. Медаль я заперла в стенном сейфе в Редерхёугене и никогда ее оттуда не доставала. Но Улав, когда подрос, стал проявлять к этой теме повышенный интерес, и все мои намеки пропали втуне.

Однако до подлинной причины, почему все это настолько сложно и трудно, я еще не добралась. Ведь военные преступления не заканчиваются вместе с войной, они отбрасывают длинные тени в мирное время.

* * *

Уже стемнело, когда мы вышли из гавани Брённёйсунна. Дикие изрезанные берега Хельгеланна, такие красивые тогда, давным-давно, когда я плыла в другую сторону, проступали на заднем плане мрачными кулисами. В тот раз судно было освещенное и манящее, словно казино, сейчас вокруг черная ночь.

Начался мокрый снег. Так бывает, когда температура опаснее всего – около нуля. Вот тогда человек замерзает до смерти.

Я устроилась на корме, в кафетерии третьего класса, куда Тур наверняка не придет. Сидела, крутила в пальцах перечницу. Если через пять часов Бетси сойдет на берег и предупредит полицию, то нам конец.

Рядом раздался голос.

– Вера? – сказала официантка.

– Рада тебя видеть, – сказала я.

– Тебе письмо. – Она сделала книксен и исчезла, прежде чем я успела открыть рот.

Быстро глянув по сторонам, я вскрыла конверт. «Встретимся в каюте 31. В.» И всё. Я порвала записку на мелкие клочки и поспешила на главную палубу, где располагалась означенная каюта. Вильгельм отворил, я скользнула внутрь и, когда он снова закрыл дверь, поцеловала его. Каюта была простенькая: две койки наискось друг над другом, чтобы эффективно использовать пространство, лакированный письменный стол у маленького иллюминатора. Каюта как каюта. Я села на нижнюю койку.

– Один из коллег не смог поехать, – сказал он, – судно переполнено, так что мне повезло получить каюту.

Тень скользнула по его лицу, когда он увидел измученное выражение моего лица.

– Что случилось, Вера?

Изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, я пересказала все, что услышала в провизионной.

– С Бетси надо что-то делать. Время не ждет.

Судно покачивалось. Из коридора долетали голоса на моем родном диалекте, и еще один, певучая тарабарщина, на какой изъясняются в Брённёйсунне, диковинная смесь тронхеймского и северонорвежского. Вильгельм смотрел на меня, в его глазах читались нежность и тревога. На секунду я забыла обо всем, но серьезность ситуации тотчас же вернулась. Мы шли курсом на Саннесшёэн.

Через несколько часов будем там.

– Ты ее знаешь, – задумчиво сказал Вильгельм. – Что ею движет?

– Ею? Деньги. В идеологии она ничего не смыслит.

– У меня есть деньги. Немного, но кое-что. Две сотни крон, это сколько? Месячный заработок?

– Тура нам не переплюнуть, это точно, – уныло сказала я.

Вильгельм сидел, закрыв лицо руками.

– У нас есть выбор?

– Есть другая возможность, – пробормотала я, не зная, верю ли сама себе. – Жди здесь.

Ни в одном из салонов первого класса Бетси не было. Наверно, прячется где-нибудь в каюте, пока не причалим. И я принялась обыскивать судно. Сперва пошла на корму, но немецкие военные полицейские остановили меня. Далеко пробраться не удалось. Я поднялась выше, на безлюдную прогулочную палубу, миновала рубку машинного отделения с большими спасательными шлюпками вдоль борта, свернула на ют.

Вот она где. Ледяной ветер насквозь продувал мою одежду. На транце трепетал вымпел.

– Бетси, наконец-то я тебя нашла.

– Вера? – Голос ее звучал неуверенно, вопросительно.

– Помнишь, ты рассказывала, что твоему мужу пришлось бежать? – сказала я. – Шестого июля, верно? В этот день вы должны были встретиться с шетландским судном, но вместо этого нарвались на немцев?

Она все еще ничего не заподозрила.

– Точно.

– Так вот, я в тот день работала в управлении порта, – продолжала я. – А поскольку память у меня хорошая, во всяком случае в том, что касается моей работы, я в точности знаю, какие суда выходили тогда в море. Бремангер, так ты говорила? В тот день там не было ни одного немецкого корабля. Они находились южнее, возле Остерёя. Ты соврала, Бетси, и об этом, и обо всем прочем.

Оцепенев, она стояла у поручней. Наши глаза привыкли к темноте. За ее спиной я видела кильватерную струю.

– Ты доносчица, Бетси, – продолжала я, нарочито спокойно, – сдаешь патриотов за деньги. Теперь вот собираешься в Саннесшёэне сдать меня. Надеюсь, за солидную сумму. Но у меня есть другое предложение.

– Помогите! – крикнула Бетси. – Женщина из Сопротивления пытается мне угрожать!

Я схватила ее за воротник, но она вывернулась, упала и отлетела к дверце.

Я прыгнула за ней, приземлилась ей на ногу. Бетси вскрикнула от боли. Она судорожно брыкалась, я получила пинок в грудь, от которого едва не перехватило дыхание, но я перекатилась на бок и локтем двинула ее под дых. Пенные валы бились в борт, обдавая нас брызгами. Я встала, голова кружилась. Бетси тоже поднялась на ноги. Секунду мы обе переводили дух. Потом я врезала ей по физиономии. Не очень ловко, но она с криком отлетела к поручням. Я пнула ее по голени.

– Чертова кукла! – взвизгнула она, когда я схватила ее за горло. – Помогите!

В тот же миг она сумела вырваться из хватки,