над девушками, любезничали, пытались назначать свидания. Мастеровые, крестьяне из окрестных деревень спешили по своим делам; в пролетках важно восседали гарнизонные пехотные и морские офицеры да чиновники.

Телега пересчитала колесами деревянный настил Кузнечевского моста и втянулась в узкие соломбальские улочки.

Вот, наконец, и дедовский дом.

Зосима Иринеевич приметил в окно, что по проулку мягко катится по траве чья-то, телега. Он вгляделся получше в людей, которые ехали, признал внука и засуетился, заходил по избе, спотыкаясь от радости о разные предметы. Вспомнив о вожжах, давно приготовленных для такой встречи, торопливо снял их с деревянного штыря и вышел на крылечко.

Егор, увидев деда, не сразу заметил зажатые у него под мышкой ременные вожжи. Он смотрел в лицо Зосимы Иринеевича, примечая, не очень ли он постарел, здоров ли… А дед уже размахивал вожжами:

— А ну иди сюды, такой сякой! Я тя попотчую!

Строптивость в характере деда осталась прежней Но что-то надорвалось в его старом сердце, и он, выронив вожжи, засеменил к телеге. Егор соскочил с нее и кинулся к Зосиме Иринеевичу, намереваясь заключить его в объятия. Но дед опередил его, вцепился обеими руками в уши внука и стал пребольно тянуть их к себе. Целуя Егора, он тыкался сивой бородой ему в лицо, не выпуская, однако, ушей из цепких пальцев. По щекам у него текли слезы, но дед все равно мял Егоровы уши. Тому было больно, но он терпел…

— Вернулся-таки! Вспомнил, что есть у тя дед! Ах, такой-сякой!

Дед наконец выпустил уши и они зарделись на солнце, как петушиные гребешки.

— Прости, дедушко, что я самоходом ушел… Прости! — Егор опустился на колени.

— Да чего уж там… чего уж там… Вернулся и ладно.

С крыльца, смеясь, кричал Акиндин:

— А вожжи-то, Зосима Иринеевич! Забыл про вожжи-то?

— Да ладно уж, — радостно сказал дед, махнув рукой.

Хозяин «Тамицы», наблюдая эту сцену, хохотал:

— Я еще в Варде говорил, что дед непременно тебе уши надерет! Так оно и вышло. Гли-ко, горят, как маков цвет!

Дед позволил Егору встать с колен и обнять себя. Егор от всей души сделал это и троекратно расцеловал деда. Тот заметил:

— Ишь, силы накопил! Что медведь. Женить пора. Крепко на якорь посажу, штобы боле не бегал! Где побывал-то?..

— Во многих морях-океанах, в разных странах побывал, дедушко. Расскажу после…

Акиндин, приковыляв к ним, широко раскинул руки и тоже стал обниматься. Серьга блестела на солнышке.

— Молодец! Моряк! — хвалил он Егора.

Услышав шум во дворе, с огорода прибежала мать — она там окучивала картошку. Увидев сына, вся расцвела и бросилась к нему:

— Что же ты, Егорушко, ни письмеца не прислал, ни депеши какой… Только одну записочку и оставил… У меня все сердце изболелось!

— Прости, матушка. Море меня позвало.

— Море-то позвало, да хоть бы весточку подал!

Скрипнула тихонько калитка, по проулку легко бежала к избе, не таясь, не скрывая радости, Катя, лоцманская дочь. Она, подождав, когда придет ее черед, обвила тонкими руками его шею и поцеловала прямо в губы, а потом вдруг застеснялась, отпрянула в сторону и закрыла глаза рукавом. Дед заметил восторженно:

— Вижу — невеста есть. Посажу на якорь, посажу! Никуды боле не уйдешь!

В тот день в доме Пустошных было весело. Зосима Иринеевич пригласил всех на обед по случаю возвращения внука из дальнего плавания. Парусные мастера прервали работу и сели за стол. Дед не отпустил без угощения и хозяина «Тамицы» Куроптева. Не обошли приглашением и Катю, которая подросла и заметно похорошела. Егор не сводил с нее глаз.

Он был, конечно, в центре внимания. Не торопясь, по порядку рассказывал о своих странствиях, начав с того, как рано утром убежал из дому на пристань…

Он рассказал о первом для него шторме на «Пассате», о капитане Стронге, о Лондоне, о том, как попал на клипер и ушел в дальний рейс; как трудно ему порой приходилось в этом плавании и как он все трудности перенес и почувствовал себя настоящим матросом. Не умолчал и об испанце, умершем от лихорадки, и о том, как во время шторма упал в море голландец, как Егор пытался помочь ему, спустить шлюпку, но это не удалось…

Дед слушал и покачивал головой.

— Вот ведь как! Жизнь человеческая там и в грош не ставится! Слава богу, что с тобой, Егор, ничего не приключилось.

— Со мной-то не приключилось. А вот другим матросам, что мыкаются по морям, живут без роду, без племени, иной раз трудновато приходится, — говорил Егор.

Дед уже больше не осуждал его, а, наоборот, гордился внуком и все повторял:

— Хороший у меня внук вырос! К морю очень привержен. Кровь наших дедов-мореходов в нем шибко играет.

Все были довольны возвращением Егора. За время плавания он возмужал, раздался в плечах. Дед, окончательно подобрев, сказал:

— Вижу — мужиком стал! Принимай теперь парусную. А я — на покой. С меня хватит. Отдыхать буду. В церковь ходить да на печи полеживать.

— Твоя воля, дедушко, — согласился Егор.

— А я так думаю: парусам скоро придет конец, — бухнул слегка захмелевший Акиндин. — Теперь паровые суда станут по морям ходить. Ты, Егор, вовремя смотался на клипер. Поймал за хвост вчерашний день…

Егор задумался, полуприкрыл глаза светлыми ресницами и отчетливо ярко в памяти его всплыл красавец клипер при полной оснастке, бегущий по шумным волнам теплого южного моря. Ему стало грустно: «Неужто парусники переведутся?»

И, словно угадав его мысли, Куроптев степенно возразил:

— На наш век хватит и парусов.

Возражать ему никто не стал, и Егор повеселел.

Пока у Зосимы Иринеевича угощались да слушали Егора, голосистые соломбалки, копавшиеся на огородах в грядках, передавали друг другу очередную новость:

— Егорко Пустотный домой воротилсе!

— Не Зосимы ли внук?

— Он самой.

— А откуль воротилсе-то?

— В Англии был…

— Значит аглицкой странник?

— Выходит так.

— Аглицкой Егор…

— Аглицкой! Истинно так. Был Ваня Датской, Сенька Норвецкой, Тимоха Кольской, а этот — Аглицкой.

С тех пор и стали его называть: «Аглицкой Егор».

А про Катю, когда он женился, говорили: «Аглицкого Егора жонка».

1

Ярлы, херсиры — родовая знать у норманнов.

2

Тинг — собрание.

3

Эльфы, тролли — сказочные волшебные существа.

4

Виса — песня, сказание.

5

Феле — старинный музыкальный инструмент. Род скрипки.

6

Во времена викингов терфинами называли саамов.