Шишканову проще было приписать убийство: бунтовал в 1905 году, писал листовки, подбивал на бунт ивайловцев и чугуевцев, чтобы забрать и поделить чужие земли, сбил с пути истинного раба божия Макара, потом нашлись свидетели, что они поссорились, будто Макар вытолкал Шишканова из своего дома. Суд. Десять лет каторги со скорой отправкой на холодный Билимбай, куда когда-то едва не угодил Безродный, он же Стрельников…

Успел-таки Устина с побратимами отправить на охоту Бережнов.

– Идите, промышляйте что уж попадет, пушнина так пушнина, зверь так зверь, попытайтесь добыть тигра с обережкой, вот и будет оправдана охота. Безродного кто ранил? Э, сам себя с дури ранил, перезаряжал наган и пульнул в себя. Поезжайте, не мешкайте и так провошкались долго.

Вовремя отправил. Если бы не отправил – тайна убийства Макара была бы раскрыта. Уж кто-кто, а Устин бы сказал Рачкину, что Макара грозился убить Безродный, что отец за его голову обещал большие деньги, что Безродный лежит раненый у них.

Рачкин не верил, что Макара убили Шишканов и Коваль. Но кто убил, не мог и предположить. Пытал этих перевертышей, но те твердили одно и то же, что слышали выстрелы, а потом видели Шишканова и Коваля.

Знал, кто убил Макара, и Евтих Хомин. Он несколько раз порывался сбегать в Чугуевку, рассказать правду властям. Но кто власти-то? Да и боялся Безродного. Пометался и подавил в себе доброе намерение.

Между тем с похоронами Макара не клеилось. Старики отказались отпевать тело богоотступника. Отказался и поп из Чугуевки. В народе раздались шепотки: зря Макара принесли в деревню, надо было схоронить там, где был убит. Даже Анисья, которая раньше защищала Макара, шептала мужу:

– Евтих, откажись от Макара, не было бы беды от этих похорон.

Но Евтих вспыхнул – была все же у него совесть, проснулся в нем человек:

– Замолчи, хватит и того, что Макар мертв!

Недобрые разговоры росли. Кузиха побожилась, что видела, как над кладбищем поднялся огненный крест и улетел в небо. Кто-то видел, как уже из открытой могилы выскочил дьявол с рожками, долго плясал на бровке, потом тоже улетел в небо с ревом и криком.

Макара хоронили без отпевания, без панихиды. Но как бы там ни было, проводить его в последний путь собрались многие.

Шли молча. Сочно похрустывал снег под ногами. С неба сыпал и сыпал снег, выбеливал дорогу Макару, последнюю его тропу. И вдруг эту тишину разорвал жуткий вой. Мурашки побежали по телу, волосы зашевелились на головах провожающих. На дороге, задрав голову в хмурое небо, выл Макаров пес. Люди в нерешительности приостановились, с опаской обходили пса. Вой мял и крошил тишину.

Хоронили Макара возле ограды: на самом кладбище поп запретил, мол, убитых не знамо как и самоубийц нельзя хоронить рядом с другими. Молча опустили гроб в наспех отрытую могилу, кое-как его втиснули. Выпивоха Славин поленился вырыть хорошую могилу. Начали забрасывать гроб комьями. Воткнули крест, он накренился – не беда: колдуна хоронят.

А пес все выл и выл, заменяя воем колокольный звон, плач людей.

– Господи! – не удержался кто-то. – Собака плачет, а мы молчим! Что же делается? Страхи божьи! Враки все, что пес – дьявол, зачем же дьяволу плакать об усопшем? Макар – праведник.

Небо послало плотный и тугой снег. И тут, среди зимы, из снежных туч полыхнула молния, грянул гром. Люди пали ниц. Вскочили и побежали. Буран бросался то к одному, то к другому, а потом побежал рядом с Хоминым, забыл обиду, первый раз простил обиду, признал в Хомине будущего хозяина. Но Хомин подхватил с дороги кем-то брошенную палку, со злобой ударил пса. Буран рыкнул, рванул Хомина за полу зипуна, чуть с ног не сбил и, наверное, порвал бы Хомина, но тут налетели люди с побелевшими от страха глазами, затолкали, запинали ногами пса. Он бросился прочь. Нырнул в дубняк…

Бережнов, а с ним десяток охотников, гнали коней, чтобы найти его. Обманул Булавин Безродного. Пес жив, надо его поймать, забрать к себе.

– А ежели он и правда дьявол? – сомневались староверы.

– Он такой же дьявол, как Макар колдун, – с усмешкой ответил Бережнов. – Макар просто дурак, нас оставил, восхотел добротой своей пленить мир, да пуп сорвал. Вот следы Бурана. Разбегайтесь. Зовите. Лаской будем брать пса. Только лаской.

Никто не зашел в дом Хомина, чтобы помянуть Макара. Люди потеряли от страха разум. Не знали что и думать. Вой пса – куда ни шло, но вот молния и гром, да из снежных туч – это что-то значит, может быть, бог дал свой знак, что Макар праведник, а может быть, даже святой. О страхи господни! Что же деется на этой земле? Господи помилуй и прости прегрешения – оговорили Макара.

А Кузиха – да, смел человек во зле – не побоялась, сбегала на кладбище и забила осиновый кол посредине. Теперь колдун не выйдет из могилы пугать и мучить людей. А гром тот тоже послал дьявол. И нечего Макара возводить в сан святого.

Буран побежал на пасеку. Здесь были запустение и тишина: в избушке холодно, все разбросано и перерыто, наверное, воры искали золото. Дверь настежь. На полу снег. Зашел в дом, долго и жадно нюхал старую кошку Макара, знакомые вещи, выскочил и бросился на кладбище. Заслышал позади призывные крики, чьи-то шаги, круто свернул в сопки, оторвался от охотников.

Но в ночь вернулся на кладбище. Сел на могилу, поднял голову и завыл в хмурое небо.

– На кладбище воет, погнали коней туда! – закричал Бережнов и пустил усталого коня галопом.

Хомин схватил берданку, доставшуюся ему от Макара, но Анисья поймала его за рукав, запричитала:

– Не ходи! Не убивай! Беды бы не было! Ить это дьявол! Черный Дьявол!

– Отпусти! Пусть люди знают, что я убил дьявола, что я супротив дьявола. А то, смотри, в колдовстве оговорят, дом сожгут.

Бежал бегом. Небо очистилось. Взошла луна. Шелестела от ветерка старая листва на дубках. Опустился хвост Большой Медведицы. Знобились звезды, покачивались вместе с луной.

Хомин крался на вой. Но пес уже услышал его шаги. Напружинился, глухо зарычал. Хомин вскинул берданку и выстрелил. Промахнулся. Ведь он первый раз взял в руки ружье. Пуля взметнула комья земли с могилы, с воем ушла в небо. Пес прыгнул в чащу и скрылся. Хомин перекрестился, постоял, послушал тишину и пошел домой. Навстречу всадники.

– В кого стрелял?

– В Черного Дьявола, – ответил Хомин.

– Дурак! Что он тебе, помешал? – рыкнул Бережнов.

– Выл. А потом ить это же дьявол.

– Эх! – замахнулся на Хомина Бережнов, но не ожег плетью, опустил. – Поехали домой. Теперь его сто человек не поймают.

Луна упала на сопки. Подле забора крался человек. Вот он остановился у амбара, плеснул керосином на стену, потом подошел к сараю, затем к дому. Вспыхнула спичка, полыхнул огонь. И заметались огни в ночи, залили кровавым светом снег, отогнали тьму. Человек кинулся прочь, низко пригибаясь к земле…