И все же Буран не хотел уходить в тайгу. Он пришел в деревню, сам не зная зачем. Кружился по улочкам. По переулку навстречу бежал человек. Буран тихо зарычал. Человек остановился, попятился назад, затем в ужасе закричал:

– Дьявол! Черный Дьявол! – И повалился на землю. Страх убил его.

Черный Дьявол обнюхал человека, затрусил в тайгу, подальше от людей, от этого суматошного мира.

Хомин очнулся от кошмарного сна. Во сне видел, будто горит дом, сарай, амбар. Проснулся и не поверил, что все это происходит наяву. Выскочил в одних подштанниках. Бежали с ведрами воды люди, кто-то бросал лопатами снег на огонь. Но где там! Подворье Хомина не спасти. Ветер раздувал огонь, метал искры. Стоял гул и треск. Надо спасать ближние дома…

Буран с сопки видел это жуткое кострище, слышал крики людей. Долго стоял и смотрел на этот людской муравейник. Опустился в распадок, затрусил в глубь тайги.

Занялся тусклый рассвет. На месте пожарища дотлевали головешки. Хомин снова стал бедняком.

Но в переулке нашли мертвую Кузиху, а рядом с ней банку с керосином.

– Вот кто был дьяволом! Вот кто подбивал нас против Макара, – говорили люди.

Приехали волостной, урядник, тут же опросили свидетелей, описали подворье и все имущество Кузьмы Кузьмина. Потом был суд. Все, что имел Кузьмин, отсудили Хомину, возместили убыток. Дети не приняли бедняка отца. Кузьма надел на плечи котомку и ушел бродить по земле.

В Ивайловке все переругались. Обвиняли друг друга, что не по-людски похоронили Макара. Проклинали Кузиху, жалели Макара, а с ним Шишканова и Коваля, жены которых остались с детьми, теперь надрываются, чтобы не умереть с голоду, грозились найти истинного убийцу. Никто не верил, что Макара убили эти люди. Потом собрались мужики, отрыли могилу, поправили гроб, насыпали холм земли, ровно поставили крест.

Черный Дьявол ушел от людей. Теперь он волен как шалый ветер. Зов волчьей крови снова увел его в суровые дебри к суровой жизни. Люди не захотели понять его боль, тоску. Отвергнули. Он знал, что проживет без людей. Сильный, матерый, осторожный, теперь он не бросался под копыта изюбров, как это было в первый его уход в тайгу, не убегал от запаха тигров, не тревожил в берлогах медведей.

Черный Дьявол по-волчьи искал себе убежище. У одного из отрогов Сихотэ-Алиня, куда не заходил человек, где вили гнезда осторожные орланы, он остановился. Отсюда было видно море. В погожие дни небо тонуло в море. Сливались по-братски вместе. Здесь в неприступных скалах водились табуны горалов, по склонам, поросшим дубняком, паслись кабаны. В распадках жили изюбры. Здесь была вековая тишина, которая нарушалась только бурями, громами.

Черный Дьявол вырыл нору в глинистом склоне сопки и зажил одиноким волком. Добывал зверей, особенно горалов на переходах с одной скалы на другую. Редко лаял, потом совсем отвык лаять. Брал столько, сколько мог съесть, не больше.

Стал привыкать к этой скучливой и одинокой жизни. И все же его тянуло к людям. Поэтому он выходил на вершину Пятигорья, Ђ которой весь мир был виден как на ладони, смотрел на прихотливые изгибы Голубой реки, на далекие деревни, на дома, похожие издали на даданы, на тихие-тихие дымы и выл. Выл, посылая мольбу небу, тайге, тоскливо выл. Но в ответ лишь отзывалось такое же тоскливое эхо. Не ведал Черный Дьявол, что он пришел на свою родину. Вон, вдали, виднеется его родное село Суворово, даже виден пятистенный дом Макова, еще ближе было Божье Поле. Там жил его злейший в этом мире враг – Безродный. Но там жил и друг – Федька. Его добрая хозяйка Груня.

И вот в середине студеного декабря в его владения зашел человек. Пес насторожился. Он, как волк, не бросился очертя голову прочь, а начал наблюдать за человеком.

Человек прошел по тропинке, что пробили звери в горах, долго всматривался в следы, которые оставил на снегу Дьявол, чесал бороду, хмыкал. Дьявол крался следом, местами даже полз на брюхе, чтобы остаться незамеченным.

Наконец человек подошел к логову Черного Дьявола. Увидел груду костей, мерзлого мяса, почесал затылок, заговорил, как это делают часто охотники, когда одни в тайге.

– Хм, логово. А чей след-то? Не лапка, а лапище. Волк? Нет, волчья лапа будет меньше. Тигренок? Нет, след не тигровый. М-да. Барс? А разве те живут в таких логовах? Вот поймать бы незнакомца. И хитер, дьяволина, вырыл себе нору в самом зверовом месте. Добре, Розов еще не прознал про эту таежную целину. Прознает – всех начисто перебьет. Все же волк, но, видно, огромадный.

День угасал. Человек еще потоптался у логова и заспешил домой. Это был охотник Гурин. Все здесь стали охотниками. Все, что передали им старожилы, когда божьепольцы были у них в учениках, они применяли у себя. Но никто все же не смог добыть столько пушного зверя, сколько добывал Макар Булавин или Устин с побратимами. Так и не могли мирские сбросить с плеч нужду. Нужда, как запотевший армяк, все сильнее и сильнее давила на плечи. Все почти влезли к Безродному в неоплатные долги. Даже Козины, сколько ни пыжились, взяли в долг.

Пытались охотники сдавать пушнину контрабандистам или вывозить в Спасск, там ее покупали по хорошим ценам, но пристав Баулин стоял на страже безродновского хозяйства. Он сказал:

– Вы люди вольные, никто вам не запрещает продавать товар на ярмарке, но рассчитайтесь с долгами, тогда можете торговать где хотите. А то всех упеку в каталажку.

И замолчали люди. Сдавали пушнину Безродному по той цене, которую он сам устанавливал. Снова брали в долг муку, крупы, товары, разную разность. Ведь хлебов с полей не хватало, земли трудные. Так вот и жили все, кроме Гурина. Тот отказался брать в долг у Безродного и скоро вышел в крепкие мужики. Обжился, обстроился…

Приход человека насторожил Черного Дьявола. Он добыл на тропе горала, не понес его в логово, а наелся на месте, остатки мяса зарыл в снег. И спать не пошел в свою нору, а остался дремать в еловом распадке. Утром человек приехал к подножию горы на коне, оставил коня в ключе, сам же пошел в крутяк, позвякивая капканами.

Дьяволу были хорошо знакомы эти штучки. Он первый раз попал мордой в капкан, когда потянулся за приманкой, второй раз, еще при жизни Макара, попал лапой. Хорошо, капкан оказался колоночьим, был бы волчьим, то оторвал бы лапу. После этого случая с капканом Дьявол обходил стороной железные ловушки.

Он понял, для чего несет капканы человек, напружинился и крался за охотником. Один раз через дубняки забежал вперед, и, когда человек проходил мимо скалы, где затаился Дьявол, пес едва не прыгнул ему на спину, но удержался от прыжка.

Гурин, обливаясь потом, сопя, шел в гору. Первый капкан он поставил у самого входа в логово, второй замаскировал на тропе, третий засыпал листвой у брошенной давленины. Уверенный в том, что неизвестный зверь обязательно попадет в его ловушки, спокойно пошел к коню.