Надёжа помолчала пару мгновений, затем открыла рот, желая возразить (её так просто не переспоришь), но тут Гуляев заметил меня и ухмыльнулся. Народилось неприятное предчувствие, я сбавила шаг. Надёжа продвинулась вперёд, начав что-то говорить.

Через секунду, осознав, что Славомир и впрямь направляется ко мне, а не мимо, я остановилась и уже замыслила сделать ноги, но тут оба моих внутренних голоса вступили в перепалку. Один призывал не малодушничать. Другой настаивал, мол, вид Гуляева мне противен, и беседовать с ним не о чем. Первый отрезал: «Так ему и надо сказать!» В тот же миг оба увяли, потому что слово взял Славомир:

– Ну и где твой брат?

Я сунула руки в карманы, потом достала их обратно и показала оппоненту раскрытые ладони.

– Ой, прости, не прихватила его сегодня.

Гуляев криво усмехнулся. Я краем глаза отметила, что его приятели обступили меня с двух сторон, и подумала, что стоило малодушничать до конца. Жуть как неприятны мне эти четверо. Ричарда и Италмаза явно никаким боком я не интересовала, они о чём-то негромко переговаривались. Но вот третий… Как его бишь? Тёмненький, кудрявенький. Ах да, Лазарь! Пялился в упор. Я это правым виском чувствовала.

– А ты весёлая, – оценил Славомир.

– Ага, ещё какая, – кивнула я и вознамерилась прошмыгнуть между противником и его внимательным дружком. Лазарь, однако, подался мне навстречу, чем остановил. Я обратила внимание, что Надёжа встала поодаль и наблюдает за нами, открыв рот. Это не Радмилка. Та бы обязательно влезла в гущу событий.

– Скажи ему, – заговорил Гуляев, вальяжно растягивая слова, наслаждаясь моментом. Конечно, сейчас он ощущает себя хозяином положения. Уверенный, самонадеянный. Не то что в тот день, когда без дружков ко мне в комнату заявился. Голосок не дрожит, выдавая испуг.

Кабы не тот маленький эпизод, мы б теперь беседы не вели.

– Передатчик нашёл? – перебила я. – Сам скажи. А мне недосуг.

И втиснулась-таки промеж нападавших. Лазарь отступил. Я услышала вслед наглое:

– Я не закончил.

– Да ты и не начал толком, – и пошла вперёд.

Донёсся смешок. Как я предположила – Лазаря. Гуляев себя больше никак не проявил.

Но ведь проявит ещё.

Надо идти к Владимиру, подумалось мне. Сегодня же. Пусть он и немного должен. Всё в копилку.

Подходя к харчевне, я отмечала перемены. Думала, как давно здесь не бродила. Раньше, когда мы просто выходили с девчонками на прогулку, то не всегда отправлялись в парк. Чаще шли именно сюда. Проходили через дворы, затем сворачивали на набережную, заглядывали в торговый дом поглазеть на витрины. Только поглазеть.

Тут дорогу перекопали. Там любители уличной живописи забор расписали. Возле суда – сборище разинь и репортёров. Случается.

О! Возле харчевни светомобиль дорогой, иноземный отдыхает. На номере указан «18 округ». Лебяжье. Земляки ужинают. На асфальте возле входа некий восхищённый поклонник написал большими буквами: «Цветава! Княжна сердца моего! Я люблю тебя!» Вот хозяин-то ругался, надо думать.

Владимир оказался на месте. Вёл расчёты, записывая какие-то цифры в тетрадку, которая лежала на стойке. Я подошла и села на высокий стул напротив него. Вскоре была награждена недовольным взглядом.

– Соизволила навестить? – вопросил Владимир хмуро.

– И я рада вас видеть.

– Денег поди хочешь?

– Страсть как хочу, – грустно призналась я.

Владимир что-то ещё записал, затем снова поднял на меня глаза.

– А чего сама не могла сразу прийти, поговорить? Посредник понадобился?

Я не нашла, что ответить. Уставилась на напольные часы – Владимирову гордость.

– Вернёшься? – хозяин полез в кассу.

– Надеюсь. Беда у меня.

Если и ожидала доброго слова или сочувствия, то напрасно. Владимир не из тех, кому есть дело до чужих печалей.

Покопавшись и повздыхав, он положил передо мной четыре с половиной гривны. Расщедрился. Я рассчитывала на меньшее.

– Приходи. А то одни полудурки вокруг. И болванки.

И снова упёрся в тетрадку, показывая, что нам нечего больше обсуждать. Я сгребла деньги и поспешила удалиться. Правда, заглянула перед этим на кухню. Старший повар обрадовался. Разговорился. Сообщил, что поменялся почти весь коллектив и вокруг вправду те, кого упомянул хозяин. Предложил накормить. Я сослалась на нехватку времени. Солнце, к сожалению, неминуемо садится каждый вечер. Тогда получила пакет еды на вынос. (Хорошо, что Владимира рядом нет.) Довольная, что сегодня вечером мы с Лучезарой сыты, я поторопилась домой, где…

Какого корня, Верещагина?!

…получила очередной сюрприз.

Теперь на столе стояли две бутылки игривого. А парней нынешним вечером костерили втроём.

Надо же! Радмилка. А я-то гадала, когда это произойдёт.

– Я не хотела, – пробормотала Златка, едва увидела меня. – Само получилось.

– Не поверишь, – сердито прорычала я, – так и подумала.

Радмилка вполуха слушала не умолкающую Лучезару. Кивала. Поддакивала. И бросала на меня насторожённые взгляды. Я прошла в комнату, поставила пакет на стол, схватила лежащую пачку сигарет и выкинула её в открытую створку окна.

– Ты раньше постоянно бухтела, что мусорить нехорошо, – прокомментировала Радмилка.

– Нехорошо курить у меня на нервах, – я зло захлопнула створку. – Вам пора восвояси, девочки. Мне скоро превращаться.

– Да-а-а, – протянула Лучезара, видя, что я закипаю от гнева, – пора бросать курить. Вредно для здоровья.

– Я не хочу бросать, – отозвалась Радмилка. – мне сигареты помогают диету выдерживать. Брошу – жрать начну.

– Ох, нелёгкая это работа – на диете сидеть бегемоту, – продекламировала я с ещё большей злостью.

– Пойдём-ка на два слова, – поднялась со стула Радмилка. Странно не обидевшаяся на «бегемота».

Вне комнаты она принялась шипеть:

– Ну ты отчебучила! Хоть понимаешь, чем грозит укрывательство Лучезары? О чём думаешь?

– Я думаю, почему чайки гадят на проплывающие внизу корабли, – глядя в стену, изрекла я.

Надоело всем объяснять, что меня сподвигает держать рядом бомбу замедленного действия. Милораду, Златке, Лучезаре, да и самой себе.

– Ты дефективная! – Радмилка развела руками и тут же схватилась за голову. – Она тебе угрожала?

– Что-то вроде того, – согласилась я, а потом спохватилась, – впрочем, нет. Скорей купила.

Мимо прошли девчонки из последней левой комнаты с кастрюлями в руках. Кивнули нам. Я перешла на шёпот: