нормально думать. Провожу по волосам рукой и только сейчас оглядываюсь по сторонам. Комната моей пышки, я от чего-то на полу сижу, ещё и укрытый одеялом. Что произошло? Мы ссорились, настолько сильно что зверь захватил контроль.

Чёрт!

Поднимаю на ноги, джинсам пришел конец, как и футболке. Дверь в комнату закрыта, выхожу в коридор, а потом тихо захожу на кухню. Цела. Крупная дрожь во всем теле и страх исчезают, невольно вздыхаю с облегчением. Вытирает руки, затем резко подбегает к микроволновке, останавливает ее до звонка. Открывает дверцу, берется за тарелку, но сразу же одергивает руки. Достаю тарелку вместо нее, оставляю подальше.

Желание обнять ее настолько сильное, что даже больно. Разрешаю себе только упирается руками на столешницу и слегка прижаться подбородком к ее макушке.

— Ты не ушла, — говорю с облегчением.

Давлю снова желание обнять, как и мысль что рад, что она жива. Все те разы, когда меня выводили из себя всегда все заканчивались плохо, очень плохо. Особенно для того, кто это сделал, но с ней все хорошо.

Чувствую от этого радость и облегчение. Злюсь на себя, знал же, как сильно мне сносит крышу рядом с ней, это ещё повезло что в этот раз она не пострадала. Но потом, что будет потом? Убираю руки со столешницы, накрываю ее, даже не вздрагивает. Не боится совсем, может лучше, что бы боялась? Не понимаю, чего хочу, и оттолкнуть или прижать к себе сильнее? Но все равно злюсь, когда освобождается и отходит от меня.

Она хоть понимает, что чуть не умерла? Что эта тварь могла ее разорвать в бешенстве? Нет, пускай на и связывает это связывание, но тогда был взбешён не только я. Зверь захватил контроль из-за ревности. Ревности, которую ощущаю и я, она отдаёт глухой болью в груди, никак не связанной со зверем. Слишком сильно сжал столешницу, остались едва заметные вмятины на ней. Поворачиваюсь к ней, сидит и ест, уткнувшись в свою тарелку. Ну раз больше не бесится, тогда можно и сделать вид что ничего не происходит. Накладываю себе еду тоже, сажусь рядом, теперь не отстраняется на показ. Тот спектакль был только для брата? Эта мысль не нравится, очень сильно. Встречаюсь с ней взглядом, невольно улыбаюсь. Ей идет это платье, голубого цвета. Голые плечи, откровенное декольте и рюши на юбке чуть выше колена. Волосы спутаны, лицо слегка помятое, как будто она совсем недавно спала.

— Как спалось? — спрашиваю зачем-то.

Мой невинный вопрос вызывает странную реакцию — резко закрывает руками лицо и тяжело вздыхает. Слова, которые произносит дальше удивляют:

— Не делай так.

— Почему?

— Потому что ты не Юра, и никогда им не будешь, — отвечает, убирая руки от лица.

Она всегда была такой жестокой? Боль в груди только увеличивается, уже не могу дышать. Мне кажется она увидит, что делает со мной, поэтому закрываю глаза. Я знаю, что не буду им, и не хочу быть! Зачем ты так со мной? Зачем? Кто я для нее? Кто она для меня? Почему даже с ней мне приходится играть роль, которую она сама мне дала? Открываю глаза, замечаю, как она резко убирает руку от моего лица. Что хотела сделать? Хотя это не важно.

Выбрасываю вилку, аппетита все рано нет, да ещё ее сломал.

— С чего ты решила, что я хочу быть похожим на него?

— А что ты тогда делаешь? — поднимается из-за стола и убирает свою тарелку и вилку в мойку.

— Экспериментирую, — не удерживаюсь от сарказма.

Она что правда не понимает, что я делаю? О чем она думает, если мои знаки внимания в ее понимании какое-то издевательство. Разве я был с ней так жесток? Разве это не она только что сказала, что мне с ее Юрочкой не сравнится?! Сука!

— Значит это просто твоя глупая шутка? — не замечает моего сарказма, что бесит ещё больше.

— И что же значит твоя фраза о том, что я никогда не буду ним? — меняю тему, а то по моему она уже все решила.

Молчит, кажется о чем-то неприятном думает. В какой-то момент даже роняет тарелку в мойку, но я успеваю ее словить.

— И что же она значит? — напоминаю ей вопрос.

— То и значит. Вы совсем разные.

Такое впечатление что она не собирается нормально отвечать, это ещё больше выводит из себя. Ревность и боль уже конкретно так надоели.

— Так почему тебе не понравилось, когда я был… мил с тобой? Если, когда это делал твой любимый Юрочка, тебе все нравилось?

Вырывает свою руку из моей, пятнится назад к столу. Это ее показной страх бесит! Я же чувствую ее запах, она меня не боится на самом деле!

— Почему ты дрожишь в моих объятиях от ужаса, а в его от желания? А? Что есть в этого коротышки, а нет у меня?

Хочу коснуться ее, хотя бы кончиками пальцев, но не позволяю себе такой вольности. Жуткая боль в груди все увеличивается с тишиной и отсутствием ответа. Может потому что ответ прост, это так сильно меня бесит?

Все эти «почему», не имеют смысла.

— Я не могу сказать, что у него есть это тебя не касается. Могу сказать только то что есть у тебя, а нет у него.

Мастерски уходит ответа, злит ещё больше.

— Почему же «не касается»?

Ещё как касается, она моя, а не этого кудрявого!

— Так ты не хочешь услышать, чего нет у Юры, а есть у тебя? — не дает мне и слова сказать.

— Хочу, — приходится согласиться.

— Ты сильный, у тебя слишком много власти. Она явно тебя по башке не раз ударила, потому ты говоришь то что думаешь, и чужое мнение, чужие чувства тебе по боку. Твоё единственное и главное достоинство ты не врешь, ты уходишь от ответа. А недостатков… недостатков так много что все не пересчитать! Но ты их и так, наверное, знаешь, да, альфа-козел?

Это глупое прозвище, которое она мне дала — бесит, ее сомнительные комплементы — бесят, даже снисходительная улыбка бесит. Намеренно выводит меня из себя, это любому ясно. Хватаю ее за шею, прижимаю к себе за талию. Почему нам обоим нравятся эти грязные игры? Хочу ее, она хочет меня вряд ли это для кого-то из нас тайна. Но делаю того что она хочет, мне надоело делать первый шаг самому, надоело быть крайним и плохим в этих отношениях, какими бы они не были. Мне надоело быть всего лишь ее игрушкой, мне надоело играть, пускай