три слабеющих удара своего сердца Ена смотрела на профиль Рокеля, надеясь запомнить каждую черту. Его мимолётный взгляд на Ену, слабая успокаивающая улыбка стали последними, прежде чем нечеловеческая сила опрокинула княжича на спину. Ена выпала из его рук, откатилась в сторону, будто мешок с репой. Рокель закряхтел, справляясь с парализующей болью, рыча от гнева, он торопливо пополз к Ене, сорвал с её лица новые, нагнавшие их нити, которые как заговорённые тянулись к ней, чтобы дополнить кокон и скрыть её от всего мира. От их света перед глазами всё расплывалось в слёзной пелене, которую Ена старалась сморгнуть, чтобы ещё хоть на мгновение чётко увидеть лицо Рокеля, запомнить. Княжич дважды, проклиная всё на свете, пытался поднять скованную Ену, но каждый раз стоило ему лишь сделать шаг, как немыслимая сила приближающейся Мораны безжалостно опрокидывала его на заледеневшую землю.

– Роке… ль, я… – хрипло выдавила Ена, переставая чувствовать тело. Несмотря на свет, оно заледенело.

Она приметила бегущих к ним богинь и Алая. Мокошь и Морана двигались скованно, шатаясь, простая ходьба давалась им с трудом. Их сопровождали сотни сверкающих нитей, вид которых у Ены вызвал больший ужас, чем все лежащие вокруг покойники.

Морана и Мокошь не собирались задерживать огромную стаю ради спасения Зорана и бежавших сеченцев. Им нужна была эта стая, чтобы раздобыть тысячи необходимых для их плана нитей. И помощи от Ены в их уничтожении никто не ждал. Их планом были не мертвецы, а она. Ена завыла от отчаяния из последних сил.

– Нет, нет, так не будет. Не так, не теперь, – беспрерывно бормотал Рокель, срывая с Ены всё больше удушливых нитей.

На лице княжича читалось отчаяние, но со знакомым остервенением он боролся: за неё, за их свободу, за ту жизнь бок о бок, которую они успели представить за единственную ночь вместе. Трижды у Рокеля вышло оторвать свежие нити от лица Ены, но четвёртый рывок не удался. Ена всхлипнула, замечая, как кровь залила Рокелю один глаз: над бровью княжича был порез – похоже, при одном из падений он неудачно ударился головой, но даже не замечал боли.

Ена начала задыхаться. Рокель дёрнул ещё несколько раз, но окрепшие путы больше не поддавались. Она пошевелила единственной свободной кистью, которая до сих пор оставалась торчать меж нитей. Она нащупала его колено, Рокель почувствовал и схватился за её холодную от испуга ладонь.

– Не прикасайся к ней, княжич! Не смей! Отойди, а не то всё испортишь! – донеслись с ветром приказы Мокоши.

Неожиданно Рокель замер, прекратив бороться. Ена в последний раз встретилась с ним взглядом, успев разобрать ярость, переполнявший душу гнев. Он оставил сопротивление, позволяя зачарованным нитям не только укреплять кокон Ены, но и обвить его, словно он был её частью. Предупреждающий крик заглушили путы. Последнее, что Ена ощутила, как сильнее, до боли, Рокель сжал её ладонь и рухнул рядом, скованный схожим с ней коконом.

Эпилог. Очень много лет спустя

Морана тяжело привалилась плечом к берёзе, наблюдая за Мокошью, которая вновь прикидывалась знахаркой и о чём-то говорила с молодой женщиной. Пряха улыбалась, явно рассыпалась в приятных речах двум дочерям незнакомки. Хозяйка дома с не менее доброжелательным выражением лица отвечала, даже не представляя, как сильно пряха испортила ей жизнь.

Пока не знала.

Взгляд Мораны скользнул к старшей девочке с чёрными волосами и голубыми глазами. На вид года три. Девочка нянчила свою сестру. Полгода от роду. Морана и на таком расстоянии чуяла, что младенец летний. Девочка. Синеглазая. Любознательная вырастет, да долго не проживёт из-за пряхи. Впрочем, как и её сестра.

Морана из-за младенца явилась, но внимание богини почему-то всё к более старшей девочке тянулось. Она уже знала, что смотрит на будущую Мару, и всё же было в ребёнке что-то спутанное, словно с её то ли душой, то ли смертью произойдёт нечто необычное. Схожее ощущение у Мораны было при взгляде на Витену. Она нашла её бездыханной и обескровленной среди других несчастных жертв, но издалека почуяла странность, ещё до того, как увидела её свитые, не порванные нити. Морана внимательнее осмотрела старшую девочку, убеждаясь, что её нити обычные, идущие параллельно друг другу. От этого загадка, что с её будущей смертью не так, стала лишь непонятнее.

– Что она сделала? – спросил Алай, замерев за спиной.

Он подошёл так близко, что богиня не отказала себе в удовольствии и опёрлась спиной на его грудь. Её обдало теплом, когда он зарылся руками ей в волосы, прохладные пальцы погладили шею.

Морана невольно опустила веки, припомнив его первые неуклюжие слова, их путешествие. Те воспоминания почему-то были наполнены теплом костра и сладостью фруктов, которые она для них создавала. Следом в ушах раздался голос Витены и её крики. Морана резко подняла веки, не желая утопать в наваждении. Хватило неясного приятного послевкусия и последующей боли в груди. Иногда ей казалось, что там что-то бьётся, хотя быть такого не могло. Иногда чудилось, что она ощущает вкусы и запахи, которые никогда не испытывала.

– Она вмешалась, – с недовольством объяснила Морана, поймав мимолётный взгляд Мокоши. Пряха наконец их заметила, распрощалась с женщиной и по снегу побрела к лесу.

Морана только зимой могла принимать человеческий образ, поэтому в первый же день, ступив на землю, ощутила вмешательство Мокоши. Пряха что-то сделала с её Марами – девушками, которых Морана выбирала в качестве помощниц.

Первые пару поколений каждую зиму они с Алаем обучали Мар и Мороков – сотворённых царевичем защитников. Годы следили, как они справляются с работой, а затем оставили, занятые тоскливым ожиданием видящего. Морана забрала Алая в свои чертоги, лишённые смертного времени. Там оно бежало стремительнее.

За прошедшие столетия они почти не интересовались делами смертных, сосредоточившись на главной задаче, а вмешались и вовсе лишь единожды, когда разгорелся внезапный конфликт между их подопечными – Марами и Мороками.

Морана недовольно пожевала губу, опечаленная тем разладом, но Мокошь выстраивала нужную для рождения видящего ветку событий, и как бы Моране ни хотелось, вести судьбу пряха умела лучше остальных. Мокошь не переносила порченные плетения, а разрыв в узорах самой земли, должно быть, раздражал её каждый день. Однако итог ссоры Мар и Мороков не удовлетворил даже Мокошь, хотя Морана и Алай сделали всё, как пряха велела. Она ещё десятилетиями ворчала, что против её воли что-то идёт, и немало деталей пришлось переделывать.

Морана повернула голову, чтобы взглянуть на Алая, помня, что он конфликт их подопечных воспринял хуже