Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ободрение и какая-никакая поддержка стали той пищей, что плавильщики принялись искать и в людях. Человеческая нервная система производила крошечную струйку энергии, работавшей на волне коллективного разума плавильщиков, которая привлекала их так же, как огонь светостержня притягивал пещерных мотыльков.
«Пещерные мотыльки», подумал Люк. Вот что случилось с ним самим в той пещере… нечто, вернее, некто в самой структуре плавлеита выцеживал из него свет капля за каплей…
Когда органические жизнеформы – ничтожные, подрагивавшие огоньки свечей, зажжённых в вечной непроглядной тьме Миндора – принялись стрелять в плавильщиков оглушающими разрядами, микрокристаллическая структура плавлеита стала меняться случайным, но всегда неприятным образом. Тогда плавильщики ответили тем, что начали изолировать чужаков в целях самообороны. В их атаках не было злого умысла, они даже не понимали, что своими действиями убивают пленников, так как сама концепция органической смерти им оставалась неведомой. Самооборона плавильщиков не приравнивалась ни к убийству, ни к войне, ни даже к насилию, потому что они действительно не понимали определений ничего из вышеперечисленного. Свою кампанию против чужаков-людей они расценивали как обыкновенную борьбу с вредителями.
По мере того, как эта информация просачивалась в его сознание, до Люка, наконец, доходило, что звёздное скопление, центром которого он являлся, потихоньку вращается во Тьме, будто движется по внешней орбите вокруг гораздо более массивного источника гравитации – чего-то такого чудовищно огромного и мрачного, накрывшего своей незримой тенью всё скопление плавильщиков. Влияние объекта на них было велико: один за другим звёзды отделялись от скопления, уносились спиралями по прерывистым орбитам к неотвратимой пустоте, пока друг за другом не возгорались последней кратковременной вспышкой, исчезая навсегда в невидимом горизонте событий.
В горизонте событий Великой Тьмы, что поглощала последние лучи света во вселенной…
«О, ― мелькнула мысль. ― Понятно. Чёрная дыра».
Теперь стало ясно истинное значение старого псевдонима, который выбрал себе бывший глава Имперской разведки. Здесь, посреди воображаемого пространства, Люку открылось, как Чёрная дыра, судя по всему, держал под контролем плавильщиков, каким-то образом заманивая их, отрезая друг от друга, так что все источники животворящего света сменились одним-единственным – тем, при помощи которого он подкармливал своих рабов…
Даже раздумья об этом, казалось, усилили гравитационный градиент воображаемой чёрной дыры. Люк обнаружил, что дрейфует всё ближе и ближе к горизонту событий – условному радиусу чёрной дыры, –набирая скорость с каждым пройденным витком спиральной орбиты, теряя по мере продвижения всё больше и больше звёзд, некоторые из которых исчезали в ненасытной пасти самой неизвестности, пока другие вырывались на более высокие орбиты, и в итоге Люк остался совершенно один посреди пространства, где между ним и центром чёрной дыры не горело ни единой звёздочки…
Кроме одной.
Одна звезда, не похожая на кого из остальных встреченных, двигалась по более низкой орбите – бело-голубой сверхгигант, пылавший намного ярче, чем позволяло воображение. Этот не подпитывался светом, излучаемым Люком при помощи Силы, но сиял своим собственным – практически там же ярким и мощным. Подхваченная приливной силой бело-голубая звезда падала сжимавшимся круговоротом в гравитационный колодец чёрной дыры, и, пока она падала, безжалостная космическая пустота отнимала у неё энергию и массу, а кровоточащее сердце гиганта испускало фонтаны звёздного вещества, которые тут же пожирались горизонтом событий, приближая уготованный конец для звезды, что вот-вот настигнет её во мраке Великой Тьмы.
И Люк понял, что этой звездой была Лея.
Он потянулся было к ней, но ему оказалось нечем и не за что её поймать. Успевшая сформироваться сумасшедшая идея схватить обречённую звезду, чтобы затем вырвать её из радиуса притяжения чёрной дыры, вернула Люка к реальности: всё увиденное здесь являлось лишь видением, образным представлением, и если он попытается гиперболизировать картину мира, та может лопнуть и разорваться на кусочки. Поэтому вместо первоначального плана он решил привнести собственный свет, сфокусировав луч Силы на звезде, воплощавшую собой его сестру.
Лея, продолжай двигаться, ― попытался отправить Люк. ― Не поддавайся Тьме. Я иду за тобой. Жди меня.
Он не почувствовал отклика – лишь непреодолимую печаль, сокрушительное отчаяние и осознание бессмысленного небытия, которое ожидает всю вселенную, и Люк даже не мог точно сказать, от кого именно исходила эта подавленность: от неё или от него самого. Он попробовал протянуть к Лее луч света, укрепить этот луч так, чтобы он превратился в поток живительной мощи, которая могла бы спасти сестру подобно тому, как сам Люк спасся благодаря найденной крошечной осветлённой трещинке на воображаемом камешке… но почему-то её звезда никак не желала разгораться. Сменился разве что цвет, но не яркость.
Он ещё слишком хорошо помнил ту ужасающую пустоту, ту бесконечную нехватку жизни, зиждившуюся в таких глубинах, где было темнее любого мрака. Если бы только он нашёл способ продемонстрировать Лее, что весь свет, в котором она когда-либо нуждалась, исходил от неё самой… но то была лишь метафора, фигура речи. Так?
То, что Бен и Йода называли Тёмной стороной, взаправду не имело тёмной окраски. Здесь вообще не следовало мыслить категориями видимого спектра. «Тёмная сторона» – не более чем термин, удобный оборот. Сокращение с выразительно-визуальным оттенком, иллюстрировавшее широкий спектр отрицательных качеств. Фигура речи. Они могли бы использовать термин «Злая сторона», или «Разрушительная сторона», или «Порабощающая галактику сторона». Однако они предпочли другой термин. Тёмная сторона. Но ведь они никогда не сталкивались с такой тьмой. Или сталкивались?
Быть может, им доводилось побывать здесь, посреди небытия, или, по крайней мере, мельком увидеть. Быть может, им однажды открылась истина Великой Тьмы. Быть может, поэтому они никогда не произносили вслух такой термин, как «Светлая сторона». Потому что её не существовало в природе. «Но ведь, ― подумалось Люку, разглядывавшему звёздное пламя своей сестры, ― только лишь потому, что так называемой «Светлой стороны» попросту нет, не означает, что не существует самого света».
Ведь, продолжая держаться Великой Силы, он смог осуществить задуманное: пролить свет в кромешной темноте. Теперь он видел, как сияние Силы не просто окутало его. Сияние исходило от него самого. Он и был маяком, горевшим посреди тьмы.
Открытие возымело смысл. Тот же самый свет исходил от Леи, и, стоило ему осознать это, посреди чёрного ничто далеко-далеко проступили и другие огоньки, словно проткнув полотно мрака бесчисленными булавочными уколами. Некоторые огоньки он узнал: Хана и Лэндо… Веджа и Тайко, Хобби и Уэса вместе с остальными Пронырами… Ника и Эону Кантор, лейтенанта Тубрими и капитана Тиросска и многих, многих других военных – членов экипажа кораблей и десантников – и даже в тусклых, почти неуловимых огонёчках, распылённых одним облаком, угадывалось эхо присутствия штурмовиков. Все они сияли звёздами. И каждая звезда, каждая жизнь была прекрасна. Вот только Лея не видела этой красоты. Она даже не могла больше смотреть по сторонам. Её звезда гибла в чёрной дыре, чья сила тяжести не позволяла отвернуться. И Люк не мог привлечь внимание сестры, как ни старался.