на рельсы его философских рассуждений тотчас же встретит жестокий отпор со стороны Владимира Ильича и других ортодоксальных марксистов, можно объяснить, что он твердо выполнял условие совместной работы и в партийных рядах нигде не выступал со своими эмпириомонистическими представлениями»[667]. Эта манера общения – при помощи переписки – казалась странной обитателям и гостям дачи «Ваза», ставшей своего рода штаб-квартирой революции. В. Р. Менжинская вспоминала, что «тогда шутили по поводу того, что, живя в одном доме, отделенные между собой десятью-двенадцатью ступеньками, Ленин и Богданов обменивались толстыми тетрадями»[668].

Вновь к «Заметкам рядового марксиста» Ленина «потянуло» в 1908 году, когда он стал читать «Очерки философии марксизма», в которых были напечатаны статьи В. Базарова, Я. Бермана, А. Луначарского, П. Юшкевича, А. Богданова, О. Гельфонда и С. Суворова. Он просил разыскать свои «тетрадки» в Питере, но успехом эти поиски не увенчались[669]. Вот тогда-то он и начал писать «Материализм и эмпириокритицизм», а в процессе чтения «Очерков» свои впечатления Богданову, «конечно, излагал прямо и грубо»[670]. Почему же именно в это время Ленин решил дать бой своему давнему философскому оппоненту? Что же было основной причиной разрыва Ленина и Богданова, если не философские споры, внешне выносившиеся на первый план? По мнению Ю. Шеррер, «разрыв Ленина с Богдановым коренится в оценке политической ситуации, сложившейся после роспуска Второй думы в сентябре 1907 года. Разногласия развернулись по вопросу об участии в выборах в Третью думу»[671].

Большинство исследователей также склоняется к тому, что корень разногласий был в различной трактовке тактической линии партии после поражения революции 1905–1907 годов. В частности, Г. Горцка пишет: «В 1909 г. между Лениным и Богдановым произошел разрыв, вызванный вопросом о том, должны ли большевики принимать участие в III-й Думе. Богданов, настаивая на более радикальной позиции – выходе из Думы и форсированию революционного движения путем подпольной деятельности, в 1910 г. был исключен из Центрального комитета большевистской партии». Впрочем, она полагает также, что проблема была шире и «разногласия между Богдановым и Лениным в 1908–1909 гг. не ограничивались, однако, лишь вопросами партийной тактики. Откладываемая Лениным по тактическим соображениям дискуссия вокруг философских работ Богданова ждала своего часа»[672].

Очень близки выводы исследователей Луценко и Локтионова. Первый в результате анализа перипетий раскола приходит к выводу, что «первоначальной причиной разногласий Ленина с Богдановым было противостояние по тем стратегическим и тактическим вопросам большевистской фракции, которые являлись главным предметом дебатов в самой партии, а вовсе не “ревизионизм”, приписываемый Богданову после выхода в свет его “Эмипириомонизма”»[673]. Второй подчеркивает, что «изначально основной причиной разногласий Ленина и Богданова было противостояние по ключевым стратегическим и тактическим критериям фракции большевиков. Это противостояние отражало несоответствия в анализе изменений, которые произошли в России во время первой революции и имели отношение к интеллигенции и ее роли в социал-демократическом движении. Эти вопросы являлись краеугольным “камнем преткновения” в партийных дебатах, а не “ревизионизм”, который приписывали Богданову после того, как в свет вышла его книга “Эмпириомонизм”»[674].

Несколько иначе расставляет акценты О. В. Щелоков, анализировавший внутрипартийную борьбу в РСДРП в 1906–1911 годах с точки зрения «проблемы лидерства и обновления руководства». Основываясь на воспоминаниях Н. Валентинова, который «отчасти связывал выход разногласий по проблемам философии на авансцену идейно-теоретической борьбы у большевиков с обострением дискуссии о думской тактике РСДРП», высказывает «следующие предположения. Возможно, поддерживая миролюбивые отношения с Богдановым, Луначарским и другими партийными идеологами, Ленин думал о “разделении труда” в руководстве партии. Он мог взять на себя оргработу, партийную прессу и разработку партийной тактики. Научными изысканиями в области марксизма и разработкой партийной идеологии могли заниматься Богданов, Луначарский и другие большевики, склонные к исследовательской и литературной работе. Но когда работы Богданова, Луначарского и других исследователей и литераторов из большевистской фракции стали выходить одна за другой и приобретать в партийной среде все большую читательскую аудиторию, не замечать их было уже невозможно. А поскольку Ленин не был согласен с философской “начинкой” беспокоивших его книг и статей большевиков-оппонентов, рано или поздно конфликт должен был выйти на поверхность. Ленину, державшему “дирижерскую палочку” по фракции, нечего было противопоставить Богданову и Луначарскому в области философии. Между тем их популярность в социал-демократической среде возрастала. О “разделении труда” уже нельзя было и думать. И тогда после рассуждений о себе как “рядовом марксисте в философии” Ленин должен был подтвердить свое первенствующее положение в большевистской фракции и философскими достижениями. На фоне названных обстоятельств и родилась книга “Материализм и эмпириокритицизм”. Таким образом, в большевистской фракции помимо тактических разногласий существовали и серьезные идейно-теоретические расхождения, и Ленин, видимо, понимал, что свои лидерские позиции он не может уступить другим большевикам»[675].

Кроме того, выступление Ленина против философских воззрений Богданова было для него важно в свете планировавшегося им сближения с Плехановым для создания своего рода «фракции центра», которая была оформлена на «Объединительном» пленуме ЦК в январе 1910 года. Именно так впоследствии оценивал ленинскую книгу Богданов: «В 1909 г. он заключал союз с Плехановым, против “оппортунизма” которого раньше ожесточенно воевал, и, как залог этого союза, дал свою философскую книгу. Она была, в сущности, политическим действием, и критики – я в том числе – были, может быть, неправы, прилагая к ней научно-философскую мерку. Просто надо было пожертвовать старыми друзьями, чтобы закрепить связь с новыми; а чтобы заглушить поднимавшиеся в душе сомнения, понадобилось много, очень много страниц, цитат, имен, крика… средства самооглушения и самогипноза»[676].

Как уже отмечалось, на наш взгляд, философские разногласия использовались лишь как прикрытие в политической борьбе, и не они были первопричиной раскола. Недаром, даже в 1908 году Ленин писал Горькому, что хотя «некую драку между беками по вопросу о философии» он считает «совершенно неизбежной», «но раскалываться из-за этого было бы… глупо» так же, как было бы «непростительной глупостью» «мешать делу проведения в рабочей партии тактики революционной социал-демократии ради споров о том, материализм или махизм». Поэтому «подраться из-за философии» нужно так, чтобы «“Пролетарий” и беки, как фракция партии, не были этим задеты»[677].

В философской дискуссии Ленина и Богданова был, на наш взгляд, и еще один весьма серьезный аспект, на который обратил внимание Богданов в своем ответе на «Материализм и эмпириокритицизм», который он не случайно назвал «Вера и наука». Разбирая ленинскую критику в свой адрес, он справедливо обратил внимание на «главный мотив», повторяющийся на всем протяжении ленинской книги, – это «борьба за идею абсолютной и вечной истины, борьба против принципа относительности