– Вот так! Остановись! Здесь!

Дэвид услышал мольбу и на какое-то время сосредоточился на этой важнейшей точке. Неожиданно, без всякого предупреждения, резким движением он освободил влагалище от своего языка, что, по правде говоря, было мне неприятно, и тут же вставил на освободившееся место член, напряженный и крепкий, как камень. Он был влажным и горячим, что показывало, в каком возбуждении находился сам Дэвид. Это оказалось сильнее его, он больше не мог ублажать меня и исполнять мои прихоти, ему хотелось взять верх, овладеть мной, покорить меня, подчинить себе. Хорошо, что моя вагина оказалась уже достаточно подготовлена к соитию предварительными действиями. Механические движения вперед-назад упрочили эффект, и я широко открылась ему, настолько, что он смог достичь глубины моей утробы, добраться до самых чувствительных недр, до самой матки. Я знала, что где-то там спрятан кусочек слизистой ткани, самый чувствительный и нежный, несравнимый с другими эрогенными зонами. До него почти невозможно добраться даже средним пальцем, настолько глубоко он расположен, но только он способен довести меня до умопомрачительного оргазма.

Дэвид добрался туда. Его пенис размеренно бил в эту точку, где, казалось, сосредоточилась вся масса моего тела. Все органы, все мои клеточки, привлеченные невероятной силой притяжения, сбежались туда, как в черную дыру, а потом произошел взрыв, и они разлетелись по всей комнате, паря вокруг меня среди сумеречного света, проникающего извне, и тогда мне открылась черная бездна, куда я упала, изможденная и обессиленная.

Первый раз тогда Дэвид заставил меня испытать настоящий оргазм, он сам, без какого-либо мануального вмешательства с моей стороны. Он один, его губы, язык и пенис довели меня до экстаза.

Впрочем, была ли я абсолютно уверена, что он один сотворил со мной это чудо? Мне показалось, что на фоне сбивчивого дыхания Дэвида я услышала вздохи его двойника.

Мой дневник! Мой дневник, мой дневник, мой дневник…

Все еще обнаженная, лежа на мраморном столе, раздвинув ноги, трепеща всеми фибрами после любовных утех, я повторяла и повторяла мысленно эти два слова до одурения, как Скупой, когда у него похитили сундуки с сокровищами. Мой дневник в серебристом переплете остался лежать на кровати, на виду у всех. Мой «сто-раз-на-дню», в котором теперь начали появляться заметки, написанные моей рукой. Если Дэвид бросит на них взгляд и познакомится с их содержанием, я умру со стыда. Что же касается того, что написано неизвестным почерком, то мне страшно было даже подумать о том, сколько лжи придется наплести, чтобы как-то объяснить Дэвиду наличие этих посланий и сохранить хоть каплю его уважения ко мне и доверия между нами.

Я бежала, перепрыгивая через ступеньки, по лестнице, с голой попой, прижав к груди скомканную одежду, моля бога, чтобы не пересечься случайно с Арманом, который в своих вечных делах по дому мог появиться то там, то тут. Наверху я услышала шаги любимого (он ходил по комнате туда-сюда), а потом вдруг перестала их слышать. Когда я приоткрыла дверь, то увидела его стоящим посреди спальни, спиной ко мне, лицом к окну, он смотрел в сад. Но я не могла догадаться, что у него в руках, которые он держал на груди. У меня перехватило дыхание, когда я обнаружила, что дневник исчез с покрывала.

В конце концов Дэвид обернулся, положив конец моим мучениям, и спокойно сказал:

– Послушай…

Я увидела, что в руках у него ничего нет, что дышит он ровно и смотрит прямо мне в глаза. Конец моим страхам? Откуда он взял время, чтобы забрать его и спрятать среди своих вещей?

Я скрестила руки на груди, чтобы скрыть неуместную наготу, но соски, похожие на сморщенный изюм, остались торчать.

– Да?

Его лицо в сумерках казалось лишенным всякого выражения. Даже голос прозвучал сухо и неприятно, такого я раньше не слышала.

– Тебе, я думаю, следует вернуться.

Куда же? К маме, в Нантерр? Ближе к Фреду? Туда, где до сих пор уныло протекала моя серая убогая жизнь?

– Ты только не подумай неправильно, но выбор, который я сделал, совершенно не зависит от чувств, которые я питаю к тебе.

О чем он говорит? Если уж я здесь, не потому ли, что он любит меня?

– Однако мне пришлось побороться, чтобы все остальные согласились с твоим назначением.

Наконец до меня дошло! Так вот что он пытается мне сказать! Смутившись, я задрожала всем телом и промямлила:

– Моим назначением?

– На BTV. Понимаешь, о чем я? Профсоюзы не одобряют назначение по блату. Они думают, что раз ты не прошла положенных испытаний, твоя карьера пролегла через постель.

Интересно, он такое уже практиковал? Я постаралась скорее выкинуть из головы эту мысль и, сочувственно склонив голову, ответила:

– Да, конечно, я понимаю.

– Они и меня не оставят в покое, – добавил Дэвид мрачным голосом.

Я вздохнула свободно: итак, речь идет только об этом. Значит, все не так плохо, но пока радоваться рано. Куда мог подеваться этот чертов блокнот?

– Если ты хочешь, чтобы в тебе признали профессионала, – продолжил он, – ты должна опираться на собственные силы, должна быть всегда в боевой готовности на своем рабочем месте, демонстрируя лучшие качества. Так же, как и они, даже лучше, быть может. Эти люди, знаешь, либо они принимают тебя, либо ты навсегда остаешься чужой. Они не знают, что такое полутона.

На примере Кристофера и Луи я уже имела представление о бескомпромиссной корпоративной культуре, принятой в группе Барле. У меня не оставалось выбора – я обязана была преуспеть в их суровом коллективе, на их площадке, играя по их строгим правилам. Не следовало рассчитывать на успех, а тем более на их поддержку, оставаясь в четырех стенах здесь, дома, или запершись в стеклянной тюрьме, в своем шикарном кабинете. Мне предстояло все доказать на деле.

– Ты, безусловно, прав, на сто процентов, – покорно согласилась я.

«Но! – вопила во всю мочь пауза, возникшая после этих слов. – Я не вынесу, если мне придется постоянно пересекаться там с твоим братом! Который, кстати, планирует провести передачу, из которой ты узнаешь обо мне ужасные вещи! Как мне с этим разобраться?»

– Тогда… выше нос!

Дэвид подошел ко мне и крепко обнял, так, как умел только он. В нем всегда чувствовалась скрытая энергия, и при каждом контакте он щедро делился ею со мной.

– Как ты думаешь, а ничего, если завтра я в последний раз останусь дома, хоть на один денечек? Обещаю, что после этого вернусь на рабочее место и буду стоять насмерть, как стойкий оловянный солдатик!

Я стараюсь редко пользоваться избитыми трюками, которых у нас, девушек, всегда полно под рукой и которые безотказно действуют на мужиков: широко открыть глазки, приоткрыть ротик, склонить головку на бочок и часто-часто захлопать ресницами – но тут как раз был такой случай – сейчас или никогда. Пусть даже Дэвид не мог видеть выражения моего лица в тот момент, так как мы стояли обнявшись и я уткнулась носом в его плечо, однако он почувствовал мое настроение, и сердце его растаяло.