Как только я спустилась на перрон, раздался телефонный звонок:

– Выходи через вокзал и смотри налево, – загадочно хриплым голосом проговорил в трубку Коул и отключился. Вот интриган!

Я прошла через небольшое чистое помещение вокзала со сводчатым потолком и очень красивой стеклярусной люстрой и направилась к выходу. Вдоль дороги слева стояла припаркованная машина, возле которой, опираясь на капот, стоял высокий парень в сером, как средневековый рыцарь, только лучше. Да и вместо щита и копья в руках у него был огромный букет ромашек…

Кепка скрывала его глаза, да и все лицо, плечи казались напряженными, поэтому я поспешила быстрее подойти к нему, размышляя о том, что жизнь публичного человека не только беспечна, но еще и ужасно грустна. Конечно, с таким количеством фанатов по всему миру Коул старался не привлекать внимания в частных поездках, он боялся людей, боялся ситуаций, боялся сказать и сделать лишнее, боялся доверять и любить. Теперь я понимала, на что намекала Клер, и я хотела сделать так, как они просила. Хотела сделать этого парня счастливым.

– Привет, sunny, – смущенно сказал он и протянул мне букет. – В цветочной лавке мне сказали, что это самый русский цветок.

Я улыбнулась так, что у меня свело скулы.

– Привет, гребанный британец. Маскировка – зачет.

0н глухо рассмеялся и притянул меня к себе.

– Я соскучился, – шепнул он в ухо, когда обнимал меня, и вскользь поцеловал в щеку.

– Я тоже скучала, – ответила я, когда он под локоть провожал меня до двери автомобиля. Это был маленький «Fiat», он наверняка взял его напрокат. По таким маленьким городкам приятно ездить именно на такой машине, хотя мне казалось, что места для его длинных ног здесь должно быть маловато, но нет, мой рыцарь убирался в нее полностью.

Джонатан закрыл за мной дверь и через несколько секунд уже усаживался на место водителя. Он завел двигатель и включил громкость проигрывателя чуть тише.

– Не боишься?

– Нет, – ответила я. – Намекаешь на то, что ты никчемный водитель?

– Нет. Думаю, с управлением этой малышки я справлюсь.

Мы легко тронулись, и машина плавно двинулась вперед.

– Мы тронулись, о май гад… – ехидно заметила я, скрывая за улыбкой нервное напряжение.

– В любом случае я могу рассчитывать на тебя, ты же уже прошла вводный инструктаж на своих водительских курсах, – он лукаво подмигнул мне, отвлекаясь от дороги.

– Хорошо, ты меня сделал, – сдалась я, поднимая руки вверх.

Не успели мы отъехать от вокзала, как природа вокруг завладела моим вниманием, мимо пролетали еще более прекрасные пейзажи, чем я наблюдала из окна поезда. Я пыталась не смотреть на Джонатана, который тоже постоянно бросал на меня пылкие взгляды, но не могла отвести глаз от его сосредоточенного на вождении лица.

По радио запела Селин Дион и я прибавила громкость:

Я, наверное, лишилась рассудка,

Скорее всего, я унеслась в облака,

Но когда думаю о тебе,

Я должна чувствовать твое прикосновение,

Шептать тебе на ушко слова…

Натан повернулся ко мене, и наши глаза встретились. Наверное, не нужно было произносить в эту минуту никаких слов, потому что Селин все говорила за нас. Он протянул мне руку, и я вложила свою в его. А из колонок звучало:

Я люблю тебя, прошу, скажи,

Ты же любишь меня, три этих слова

Поменяли бы нашу жизнь навсегда…

Я пропела слова вместе с певицей, и Джонатан, улыбнувшись, нагнулся и поцеловал меня.

– Damn, – сказал он, возвращаясь к процессу вождения и выравнивая машину. – Так можно разбиться или врезаться в кого-нибудь.

– Пока мы едем по этому шоссе, – усмехнулась я, – нам не встретилась еще ни одна машина. И знаешь, это меня пугает больше, чем то, что мы можем разбиться.

– Почему? – не понял он и на секунду пристально посмотрел в мои глаза.

– Везешь меня куда-то на юго-восток Великобритании, можно сказать в горы. Здесь нет ни одной живой души. Теперь я понимаю, к чему был тот вопрос про страх.

Он захохотал так задорно и открыто, что мне захотелось расплакаться от щемящего чувства в груди, потому что я вспомнила, как часто Коул сдерживал себя, особенно в моем присутствии, как редко он веселился.

Потом он повернулся и, втянув щеки, посмотрел на меня диким злобным взглядом из-под бровей, создавая образ одного из своих киношных воплощений.

– Я на самом деле Шарк. Боишься?

– В тебе, конечно, есть что-то от маньяка, но немного другого. – Съязвила я, вспоминая мой кулон и матрешку.

– Как ты меня назвала? Маньяк-клептоман?

– Но ведь так и есть, – смущенно ответила я. – Зачем ты его носил?

– По-моему, все и так очевидно, Sunny.

Он улыбнулся и протянул руку, ожидая моей. Я вложила свою ладошку в его, и он поцеловал кончики пальцев, не отвлекаясь от дороги.

Впереди нас была некая арка из огромных, просто потрясающе огромных ив. Их широкие, больше моего охвата рук, стволы уходили ввысь, превращаясь в изящные ветви, свисающие почти до земли, а там, где, по сути, должно было быть видно небо, ветви переплетались друг с другом создавая живую арку. Я не удержалась:

– Уау!

Коул посмотрел на меня и опять прикоснулся к пальчикам губами, а потом отпустил руку, сворачивая сразу за аркой на дорогу, покрытую мелким гравием.

– Осталось немного, – заверил он.

– С тобой хоть на край света, – провозгласила я, чем заставила его громко рассмеяться. – Что?

– Я все еще думаю, что я не тот человек, который тебе нужен.

– Джонатан… – с укоризной произнесла я.

– Прости. Я несу чушь.

Небо слегка стало хмуриться и затянулось серыми облаками, но это не делало день для меня серым, потому что рядом со мной находился тот, кто раскрашивал его во все цвета радуги. Такой неуверенный в себе и своих возможностях актер, который продумывал каждый ход, словно решая примерить на себя новую роль или что-то в этом роде. И все же я видела, что сейчас он никого не играл.

Меж невысоких кустарников вдалеке мелькал небольшой домик из темного дерева с ярко- красной крышей.

– Тебе нравится? – прослеживая мой взгляд, спросил Натан.

– Пока да, – ответила я и увидела свет в его глазах. Сегодня они не поглощали меня, а просто позволяли купаться в волнах этого порой неспокойного океана. Казалось, что вчерашний день и ночь успокоили и самого Джонатана, словно он наконец отпустил что-то внутри себя и пружина ослабла.