– Почему? – он так непосредственно удивился. – Почему запрещала?

– Потому что хотела забыть тебя, – выдавила я.

Джонатан остановился, его руки зависли над клавишами рояля, сам он так стремительно развернулся, и запустил руку в мои взъерошенные волосы, подхватив под затылок, притянул к себе, что я не успела ничего сказать, когда его губы накрыли мои, усиливая напор при поцелуе, заставляя задохнуться от желания и влажного шепота:

– А сейчас?

– Что сейчас? – переспросила я.

Он шептал мне в шею, покрывая ее поцелуями:

– Сейчас, хочешь меня забыть?

– Нет, – ответила я и ахнула, когда руки Коула подхватили меня, пересаживая на клавиши рояля, которые издали громкий бренькающий звук. Джонатан оказался между моих ног, ступни которых он поставил себе на бедра. Руками я держалась за его плечи, когда он аккуратно вытащил край простыни, удерживающей ее на моей груди, и развел края в стороны. Он жадно рассматривал мое тело, разводя шире колени и наслаждался тем, что видел. Я бабахнула руками о клавиши, когда его поцелуй добрался до внутренней стороны бедра. Он ласкал меня заставляя смотреть в его дикие, подчиняющие себе глаза. И только пальцы, удерживающие меня на рояле, непослушно брякали, вырывая из инструмента неясные диезы и бемоли.

– Ммм… – промычал он. – Эта музыка мне нравится больше.

Я запрокинула голову отдалась исполнению нашей симфонии.

***

«Какая же здесь огромная луна», – размышляла я, подтянув к себе колени и положив на них голову. – «И такая яркая».

Я посмотрела на ромашки, которые поставила в вазу, и оторвала один цветок, зажмурила глаза и загадала «Джонатан», повторяя шепотом слова старой считалочки:

– Любит – не любит, плюнет – поцелует, к сердцу прижмет – к черту пошлет…

Натан на кровати дернулся и что-то замычал во сне, потом повернулся на спину и сел, сжимая простынь в руке.

– Настя?!

– Я здесь, – прошептала я, и, положив ромашку на подоконник, спустилась с него, прошла несколько шагов к кровати и, обнаженная, залезла и подползла к Коулу.

– Где ты была?

– Сидела и смотрела в окно, – спокойно ответила я.

– Пожалуйста, никогда больше не бросай меня, – он был так серьезен, что я даже испугалась.

– Не брошу, – заверила я.

– Обещаешь?

– Обещаю, – он был такой трогательный и беззащитный. Я обняла его и прошептала: – Если только ты сам меня не прогонишь…

Лепесток, оставшийся на ромашке, смотрел на меня белым глазом и напоминал: «К черту пошлет!!!»

Если любовь достаточно сильна, ожидание становится счастьем.

Симона де Бовуар

Сказка. Вот она сбылась. Золушка поцеловала принца, а принц доставил ей сумасшедшее удовольствие. И пошли титры…

Сейчас я повторюсь, но все же скажу, самое грустное в сказке это то, что каждая из них имеет конец. Да-да. Всегда в самой лучшей сказке есть последняя страница, которую все равно приходится перевернуть и, что остается? Пустая страница, обложка и все.

Наше время прошло, мне нужно было вернуться в Москву и решить проблемы с визой, как просила компания, которая меня приняла на работу в Лондоне. Они сопроводили меня приглашением, чтобы я получила рабочую визу, с которой могла оставаться в Англии жить и работать. Отказать им было неудобно, да и я, в общем, решила, что лучше буду жить в Лондоне, где семья Джонатана, чтобы чувствовать его близость. В России я бы свихнулась.

Но то, что творили папарацци в аэропорту – это было ужасно. Он знал, что так и будет, поэтому мы прощались в машине в самом углу автостоянки, и Лиззи ждала нас на улице, пока мы целовались и говорили друг другу, что будем скучать. Коул целовал меня нежно, чуть касаясь, не представляла, что в этом парне столько нежности, которую он без колебаний тратил на меня. А я просто обнимала его и пыталась не расплакаться.

– Все будет хорошо, – шептал он, и я пыталась поверить в это. – Я сниму тебе квартиру здесь, когда ты вернешься, сможешь жить в ней.

Он зарылся в мои волосы, но я взяла его лицо в ладони и заставила посмотреть на меня.

– Я не хочу быть содержанкой, Джонатан, – для меня на самом деле это было очень важно. – Это, во-первых, а, во-вторых, это…

– Прекрати, это обычная забота.

– Мы же…

– Нет, ты не используешь меня.

Теперь он заставлял меня посмотреть на него.

– Я намеренно не касался этой темы, потому что думал о том, что ты скажешь. И потом, не хотелось омрачать наши несколько дней экстаза, – он закатил глаза и пошевелил бровями, рассмешив меня своей гримасой.

В машине звучали новости, пахло розой, любимыми духами Лиз, которыми она часто злоупотребляла. А еще здесь было тепло и уютно, не так, как во внешнем мире, где Джонатан Коул был известным актером, которому надо было ходить в темных очках и бейсболке, чтобы не ослепнуть от постоянных вспышек фотоаппаратов.

– Я люблю тебя, – просто сказала я, чтобы не усложнять всего еще больше.

– Я тоже тебя люблю, – он притянул мое лицо к себе и поцеловал жадно, напористо, с забвением.

А потом были серость улицы, фотографы и злые, выбивающие из колеи, вопросы. До сих пор я вспоминала то, с каким терпением и выдержкой Джонатана старался не реагировать на пакости, которые кричали ему в лицо о фильмах, его фигуре, одежде, женщинах. Он шел впереди, а мы семенили за ним с Лиз, держась за руки.

В вип-зоне, я поймала его взгляд.

– Все хорошо, – сказал он, но я чувствовала, что ему не по себе, чувствовала, что он переживает на счет того, что я подумаю. Что я смогу от него отказаться?!

– Нет, Джонатан, это не хорошо. Это…

– Всего лишь фотографы. Им нужна сенсация.

Мы стояли на расстоянии друг от друга, не давая повода для сплетен и сообщений в твиттере, но и так кто-то все равно смог сделать фото, и они разошлись по сети. Об этом я уже узнала, когда приземлилась в Домодедово, ощущая пустоту и отсутствие в моей жизни чего-то, что раскрашивает ее в яркие цвета.

Серая дождливая Москва, как всегда, бурлила энергией, даже в три часа после полуночи. Такси неслось сквозь темноту, которая бросала в окна яркие огни и вывески, мешая дремать на заднем сиденье. На Нагатинской меня ждала пустая квартира и телефонный звонок от Тома. Войдя в квартиру, я села на диван, вздохнула и нажав на кнопку, услышала его нетерпеливый голос.

– Привет, любимая, – меня передернуло.

– Привет, Том, – сухо ответила я.

– Я скучал.

– Да… – зевнула я, не зная, что ответить на это, потому что я точно не скучала, тем более сейчас, глубокой ночью, хотя у него, возможно был день, но считать разницу мне не хотелось.