Я обернулась к кровати и посмотрела на Джонатана, который спал, мило подложив руки под щеку. Подышав на стекло, я написала букву «Л»: Лондон, лето, ласка, любовь….

Последнее слово унесло меня на несколько часов назад.

– Настя…

– Джонатан…

Его губы накрыли мои, заставляя отдаваться нашему притяжению и его настойчивости. Он казался таким же жадным до ласк, как и прошлой ночью, это выглядело так, словно, он никак не мог насытиться, словно хотел поглотить меня, а, может быть, и сам не знал, что ему хочется сделать. Он со всей своей мужской страстностью и забвением целовал меня, прижимаясь ближе и сильнее, словно от этого зависело его спасение. Сквозь слои одежды я ощущала его желание, и сама заводилась сильнее.

Словно, осознав наше состояние, которое слишком быстро стремилось к точке невозврата, он отстранился, переводя дыхание и целуя меня в нос.

– Пошли, – сказал Натан и, взяв меня за ладонь, повел к лестнице.

Я шла за ним, не видя в дымке сгустившегося вечера ничего, кроме спины моего любимого мужчины. Сердце гулко стучало в горле, а мысли путались.

У ступеней он остановился, и я врезалась в него, ощущая снова его руки у себя на пояснице и затылке, а губы и горячий язык на своих губах. Я чувствовала его трепет и его силу, с которой он вытягивал из меня неконтролируемые стоны. Толстовка осталась валяться на полу, даже молнию не пришлось расстегивать, его футболка тоже ненадолго задержалась. И я, наконец, смогла прикоснуться к телу Джонатана, ощущая то, какой он горячий, причем в прямом и переносном смыслах.

Не разбирая, где ступени, мы поднимались выше, не выпуская друг друга из объятий.

Джонатан прижал меня к перилам и потерся бедром о мое, демонстрируя, как сильно он хочет меня, на что я только могла прикрывать веки, приглушая стон. Его руки торопились стянуть с меня футболку, чтобы, наконец, наши тела соприкоснулись еще теснее, а потом и лифчик, освобождая грудь для его ласк.

Он целовал внутреннюю сторону предплечья и гладил другой рукой грудь, задевая упругую вершину, а потом его рот накрыл и вторую, заставляя всхлипывать от наслаждения.

Мы одновременно открыли глаза, чтобы увидеть друг друга и задохнулись от увиденного.

– Я… хочу… тебя… – прорычал Коул, чем лишил последних осознанных мыслей.

Сейчас я понимала, что эти слова звучали куда более желаннее, чем слова любви. Он хотел меня, именно меня. А мне хотелось принадлежать ему. Быть его. Всегда.

Я целовала его шею, ключицы, ласкала его спину, хваталась за плечи, пытаясь показать, как хочу того же. Он не останавливал меня.

Его рука блуждала в районе моего бедра, приподнимая и сжимая его, а вторая пыталась придерживать под затылок мою голову, когда он терзал мои губы, не позволяя хоть на миг остановиться и глотнуть воздуха.

Внезапно он подхватил меня под ягодицы, и я обвила его талию ногами. Не разрывая поцелуя, он пронес меня до вершины лестницы, потом опустил, подталкивая к приоткрытой двери комнаты, из которой лился приглушенный свет. Толкнув дверь ногой, он втолкнул и нас в комнату, но я ничего не могла разглядеть при свете свечей.

Мы все еще двигались в комнате, пока мои ноги не натолкнулись на преграду, и я поняла, что за моей спиной кровать.

Джонатан, обхватив за талию, приподнял меня и аккуратно уложил, наваливаясь сверху. Его тяжесть была приятной и желанной, но мне хотелось абсолютной близости, самой откровенной и желанной, поэтому я потянулась к поясу его джинсов, расстегивая и пытаясь стянуть ткань вниз. Он приподнялся, чтобы помочь мне, а потом то же самое проделал со мной, оставляя нас друг для друга полностью обнаженными.

Пальцы Джонатана подрагивали, прикасаясь к моим ребрам, они старались двигаться уверенно, но легкая дрожь выдавала их нетерпение и желание, когда они опускались все ниже. Я крепче сжала в руке покрывало, когда, наконец, почувствовала эту дрожь у себя между ног. На секунду наши глаза встретились, и он с милой ухмылкой прильнул к груди и прикусил ее, заставляя поверить в то, что Джонатан Коул действительно та еще секси-шмекси звезда.

– Я хочу… тебя… сейчас… – вырвалось у меня от нетерпения.

– Sunny… – прошептал он в губы, задыхаясь.

И послушно решил выполнить мою просьбу и в этот раз…

Когда уставшие и отчасти насытившиеся, мы лежали в кровати напротив друг друга, сплетаясь все еще ногами, потому что не хотели разрывать этой связи, он вдруг задал вопрос, который, кажется, его сильно волновал.

– Скажи, ты думала обо мне, когда улетела тогда после ссоры домой? – его взгляд блуждал где-то у меня на груди, а рука выводила узоры на моем бедре.

– Натан? – позвала я, и он приподнял подбородок, открывая себя, в глазах царил штиль, но это и пугало. Там был он, весь, открытый и мой. – Я всегда о тебе думала. С того первого дня, когда я увидела этот дурацкий фильм. Тогда ты и поселился в моей голове.

– Нет, – он нахмурился, и маленькая венка разделила его лоб на две части. – Там не я.

Я положила руку на его щеку и вернула к себе взгляд.

– Окей. Я хочу, чтобы ты знал. Ты никогда не покидал мои мысли.

– Никогда-никогда? – он так удивился. А ведь я думала, что все мои чувства всегда написаны на лице.

– Никогда…

– И даже…

– И даже… – я знала, что он когда-нибудь спросит про это.

– Прости.

– Нет, не проси прощения. Просто давай поговорим об этом позже, – я думала о том, что надо как можно скорее закрыть тему с Томом, но старалась оставлять ее где-то там, в другой жизни, как бы это подло не выглядело. Наверное, и он так же старался не думать об этом, но совсем не получалось.

– Знаешь, мне было так хорошо… – я улыбнулась его словам, вспоминая все. И он тоже смущенно приподнял уголки губ.

Свет от догоравших свечей падал на его лицо, делая его таким рельефным и красивым. Ресницы отбрасывали тени на щеки, и я думала о том, что он меня совершенно не было никаких шансов не влюбиться в него. Я и правда считала себя одной из тех, кто готов был сбросить трусики только при одном виде этих глаз и ухмылки.

– Я вот где-то читал, – продолжал Джонатан, – что есть такие черепахи, которые могут часами в таком состоянии просто плавать в море, наслаждаясь и наслаждаясь друг другом. Я бы хотел так же, не преставая… можно даже без моря.

– Ха-ха-ха… – усмехнулась я и запустила руку в его волосы. – Ты неисправимый романтик.

– Да, нет. Я скорее прагматик, – он придвинулся ближе и стал целовать мое плечо. А его пальцы нежно гладили поясницу. Я закрыла от удовольствия глаза… – Мне нравится твоя родинка над правой ягодицей. Она похожа… на сердце.

– А мне нравится твоя, – я дотянулась рукой до его спины и погладила округлую родинку под правой лопаткой.