Если не считать тетушки Трембл и Сесил, с Блу никто почти не разговаривал. По дороге в гости или во время ежедневных прогулок по Гайд-парку леди Кэтрин молча отворачивалась к окну кареты и лишь изредка, когда этого никак нельзя было избежать, роняла короткие замечания. Моутон упорно опускал голову при виде Блу и старался не встречаться с ней взглядом. А Месье не отвечал на ее стук в дверь библиотеки.

Возможно, Моутон видел ее на конюшне. Блу была слишком взволнована, чтобы думать об этом в ту ночь – такая мысль пришла ей в голову лишь на следующее утро, когда ее верный страж отвернулся от нее и перестал отвечать на ее вопросы. Да, вероятно, Моутон проследил за ней. Скорее всего он и рассказал Месье о том, что ему удалось увидеть и услышать.

Блу догадывалась, о чем они думали и что переживали в последующие недели. Она чувствовала то же самое. Как и все, кто знал Сесил, Месье и Моутон были очарованы ее добротой и благородством. Они испытывали боль и гнев из-за предательства Блу. Хотя оба обожали свою воспитанницу, этого они не могли ей простить.

Мельком взглянув на леди Паджет, Блу опустила голову и уставилась на свои руки, обтянутые перчатками. Еще один визит, и можно будет возвращаться домой. Ей хотелось побыстрее оказаться у себя в комнате, чтобы не видеть сурово поджатых губ матери.

Гросвенор-Хаус больше не был ее домом. Находиться там стало невыносимо. Повсюду Блу подстерегали свидетельства ее предательства. Многие из обитателей дома не желали смотреть на нее, а сама Блу не могла смотреть в глаза Сесил. И самым мучительным, самым жестоким наказанием была ее неизбывная тоска по Томасу. Иногда из холла доносился его голос и тихий ответ Сесил, и у Блу сжималось сердце от отчаяния. Встретив Томаса в гостиной, Блу смущенно отводила глаза, зная, что никогда не сможет прикоснуться к нему или заговорить с ним под ледяным взглядом леди Кэтрин. И тогда нестерпимая боль словно стальным обручем стискивала ей грудь.

Девушка вздохнула и заморгала, стараясь удержаться от слез, которые жгли ей веки.

– Блузетт… – Сесил положила руку на локоть сестры и заглянула ей в лицо. – Блузетт, мы уже дома.

– Дома? Я думала, мы собираемся нанести визит леди Уолтер.

– Но мы уже заезжали к ней, дорогая. Разве ты не помнишь?

– Простите, я… Ну да, конечно.

– Нет, подожди. Задержись ненадолго. Я хочу поговорить с тобой.

Блу несколько секунд колебалась, затем кивнула и молча откинулась на подушки. Когда леди Кэтрин и тетушка Трембл выбрались из кареты, она вопросительно взглянула на сестру.

– Блузетт, умоляю тебя, скажи мне, что происходит.

Блу пожала плечами.

– Я не понимаю, о чем ты.

Сесил вздохнула и сказала мягко, но настойчиво:

– Извини, Блузетт, но ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Ох, я так устала от того, что все меня постоянно ограждают от малейшей неприятности. Как будто я слишком хрупкая и слабая. Но я вовсе не такая!

– Я знаю, Сесил. Только…

– Нет, я не хочу слышать никаких отговорок. Только не на этот раз. И только не от тебя, Блузетт. Мы всегда были честны друг с другом. Я прошу тебя и сейчас быть откровенной со мной.

Блу молча опустила голову. Сесил же тем временем продолжала:

– Мама ведет себя очень странно. Сидит взаперти в своей комнате и почти не разговаривает. Месье чем-то ужасно взволнован. У Моутона какой-то отрешенный взгляд. Эдвард постоянно расстроен и смущен. Только тетя Трембл держится как обычно. Но она злится на остальных и предпочитает оставаться у себя, принимая лекарства. И наконец, ты тоже сама не своя, дорогая Блузетт. Что же происходит?

Блу и на сей раз промолчала.

– Дорогая, – Сесил взяла сестру под руку, – ты несчастна, этого невозможно не заметить. Я не слышала, чтобы ты смеялась после того вечера, когда мы давали бал. Пожалуйста, скажи мне, почему все такие печальные?

– Это моя вина, – прошептала Блу. – Все сердиты на меня. И они совершенно правы.

– Этого просто не может быть. Все тебя обожают.

Блу подняла голову и так крепко сжала руку сестры, что та поморщилась от боли.

– Ох, Сесил, пожалуйста, поверь, я очень тебя люблю. Я скорее умру, чем причиню тебе боль!

– Милая сестра, – с улыбкой заверила Сесил, – я знаю, что ты никогда меня не обидишь.

– Проклятие!.. – простонала Блу, Снова откинувшись на подушки. – Сесил, я никогда не встречала таких, как ты. Ты любишь, не требуя ничего взамен, и всегда готова простить. Ты предпочитаешь видеть в людях только хорошее и никогда не жалуешься, хотя у тебя для этого немало поводов. Ты… – Блу замолчала, подбирая нужное слово. – Ты – настоящая леди!

– Боюсь, ты перехвалила меня.

– Ты заслуживаешь всего самого лучшего в жизни, Сесил. Ты должна прожить долгую счастливую жизнь с Томасом, окруженная детьми.

– Блузетт!.. Ты плачешь? О Господи, дорогая, что я такого сказала, что…

Блу высунулась в окно кареты и махнула рукой Моутону:

– Леди Сесил готова выйти из экипажа.

Стараясь не смотреть на Блу, Моутон шагнул к дверце кареты.

– Ох, Моутон, – прошептала девушка. Ее сердце болезненно сжалось.

– Блузетт, ну пожалуйста… – взмолилась Сесил. – Ты так и не сказала мне, почему все вокруг в таком унынии. Ради Бога, объясни…

Притворившись, что ничего не слышит, Блу подхватила юбки и побежала к дому. Она пыталась убежать от своего горя, но горе следовало за ней, не отставая ни на шаг.

– Да, это правда, – еле слышно сказала Блу. Она сцепила руки и глубоко вздохнула. Пол под босыми ногами казался ледяным. – Я люблю его.

Леди Паджет опустила книгу, которую держала перед собой, и откинулась на подушки. Пламя единственной свечи, стоявшей у изголовья ее кровати, отбрасывало тени на лицо Кэтрин, подчеркивая темные полукружья под глазами и впадины на щеках. Волосы же, рассыпавшиеся по плечам, отливали золотом. Отложив в сторону книгу, она с презрительной усмешкой проговорила:

– Любишь его? Но этим ты убьешь Сесил.

– Сесил никогда ничего не узнает, – возразила Блу, – и знаете… Мне кажется, вам пора узнать всю правду.

Девушка вновь заговорила, и леди Кэтрин не стала ее перебивать. Сначала Блу рассказала о том, как впервые увидела Герцога в подзорную трубу Бо Билли, затем – о том, как выбрала его для того, чтобы он лишил ее девственности, потому что ей хотелось таким образом наказать мать за предательство и выразить свое презрение к английским обычаям. Не умолчала Блу и о том, как провела время в хижине вместе с Томасом. В какой-то момент девушке показалось, что губы леди Кэтрин дрогнули в улыбке, но, возможно, это был лишь отблеск пламени свечи. Напоследок Блузетт рассказала о своем путешествии в Англию к о том, что происходило на борту судна. Заканчивая свой рассказ, она с грустью в голосе проговорила: