самом деле избегал Аврама и Нуры. Даже мысль об их объятиях нещадно терзала меня, а видеть их или слышать и вовсе было мне не под силу.

Я замкнулся в себе и понадеялся, что жилище из звериных шкур защитит мою тонкую телесную оболочку от душевных бурь. Все эти шесть лет я воображал Нуру пленницей, и вот я нахожу ее замужней женщиной, счастливой и цветущей! В приливе гнева я возмущался ее счастьем, укорял ее за него и усматривал в нем предательство; когда гнев утихал, я сознавал свою вину – приди я к Нуре в то утро, я защитил бы ее от похитителей. Не лучше ли, что она приспособилась жить без меня? Мне нелегко давались подобные здравые рассуждения, и все же я принуждал себя к ним. В моем сознании в ту пору резвилась занятная мысль: ведь по сути, остановив свой выбор на Авраме, Нура в каком-то смысле изменила мне с частью меня, потому что Аврам принадлежал к моему роду; с моего отца и до моего потомка она выходила замуж только за мужчин со сросшимися пальцами…

Эти отравленные ревностью и возмущением размышления уничтожали связывающие меня с Аврамом дружеские чувства. Человек, которым я прежде восхищался, лишался своих достоинств и становился препятствием. Меня мало интересовала его участь, я был озабочен только Нурой и собой. Когда мы беседовали, я ссылался на мигрень, чтобы не встречаться с ним глазами, и старался уйти от разговора. Меня сотрясали такие страсти, что я с большим трудом изображал невозмутимость – хорошо еще, что до сих пор не оскорбил его.

Так я кипел и бушевал несколько дней, а затем понял, как мне следует себя вести. Я исхитрился встретиться с Нурой наедине и без околичностей выпалил:

– Ты не можешь быть влюблена в двоих мужчин одновременно.

Она вздрогнула и нахмурилась:

– Почему?

– Это невозможно.

– Да что ты? Это происходит со многими людьми. Мне даже кажется, с тобой такое тоже случалось.

– Со мной?

– А разве ты не любил Титу, мать Хама?

– Мы с тобой расстались.

– А разве ты в это время перестал мною дорожить? Нет, значит, ты любил двух женщин. Вдобавок я помню, что, когда мы познакомились, ты жил с Миной и предложил мне стать твоей второй женой!

– Чтобы не бросать Мину.

– Ты ее любил.

– Я испытывал к ней жалость.

– Жалость – это один из оттенков любви. Ты, страстно желавший меня как вторую супругу, осмеливаешься настаивать, что мужчина может любить двух женщин, а женщина не может любить двоих мужчин? Ты это утверждаешь?

Хотя возражения Нуры были справедливыми, я спорил, чтобы ее переубедить.

– Может, я и любил двух женщин одновременно, но я не любил их одинаково.

– Тоже мне истина! Мать любит всех своих детей по-разному, потому что они разные. Я люблю Аврама, и я люблю тебя, Ноам, каждого из вас по-своему.

Из ее соображений до меня дошло только «Я люблю Аврама», и эти слова сразили меня. Я выкрикнул во весь голос:

– Ты должна выбрать. Я требую.

Она окаменела и ответила так же громко:

– Это еще почему?

– Потому что я тебя люблю.

– Аврам этого не требует.

– Он не знает всего…

– Как он поступит, если мы расскажем ему, что ты мой муж? Хочешь, попробуем?

– Он вернет тебя мне. У меня право первенства.

– Спросим его.

– Нет. Выбор должна сделать ты, Нура! Выйдя замуж за моего отца, ты потребовала, чтобы я тебя ждал. И вот история повторяется. Неужели мне суждено томиться вечным ожиданием?

– А сколько времени я томилась ожиданием, пока ты восстанавливался в пещере?

Эти слова ранили меня, но не исчерпали моих обвинений. Стиснув зубы, я прорычал:

– Выбирай!

– Выбрать значит отказаться. Я не откажусь от Аврама.

– Значит, ты отказываешься от меня?

Нура покачала головой, склонила ее к плечу, пристально взглянула на меня и бросила:

– У тебя есть право первенства, но также и право вечности.

– Что?

– Чтобы любить меня, у Аврама есть только сейчас. А перед тобой целые века.

Я смотрел в землю. Нура тихонько добавила:

– Ты заставляешь меня выбрать, потому что не доверяешь мне. Ты сомневаешься в себе, ты сомневаешься в моей любви. Ты заблуждаешься. Сохраняй веру в себя. И в меня.

Я развернулся и, прежде чем уйти, крикнул ей:

– Раз ты не можешь решиться, я сам поговорю с ним.

– Не делай этого, – взмолилась она. – Ты добрый, Ноам. Ты очень добрый, это одна из причин, иначе я не смогла бы тебя полюбить.

– Боюсь, я тебя разочарую. Ты снова постараешься любить меня, когда Аврам уступит мне место.

– Я тебя ненавижу!

Пожав плечами, я ушел. Нура догнала меня, схватила за рукав и принялась угрожать. Но ничто не могло остановить меня.

– Ты его ранишь, – простонала она.

– Ну и что? А я что, не испытывал горя?

– Аврам твой потомок. В нем течет твоя кровь. Он сын сына твоего сына…

– Да, через многие поколения… Так что кровь моя сильно разбавлена, верно?

– Мог бы ты упрекнуть в этом Хама?

– Хам умер.

– Мог бы ты поступить с ним так же? Стал бы оспаривать у него жену?

– К превеликому счастью, Хам только в младенчестве знал тебя, что избавило нас от этой проблемы.

Нура разошлась:

– А его пальцы? Неужели ты нападешь на человека со сросшимися пальцами, как у твоего отца и твоего сына?

– Я начал с Дерека.

Во мне упорствовала первобытная сила, я не принимал сложности ситуации, я жаждал разрубить, упростить. Выиграю я или проиграю, я хотел с этим покончить.

Из своего шатра вышел Аврам с луком и колчаном. Я бросился к нему. Нура отпустила меня, остановилась и снова превратилась в Сару. Увидев меня, Аврам просиял:

– О Нарам-Син, ты выздоравливаешь: ходишь, перестал избегать моего взгляда. В последние дни я беспокоился… Пойдем на охоту? В округе полно зайцев.

Я с восторгом согласился и улыбнулся Нуре, чтобы поддразнить ее. Аврам выдал мне снаряжение, и я пошел за ним. Нура, сама не своя, юркнула в шатер.

– У тебя есть дети, Нарам-Син?

Его вопрос резко изменил мои планы. Признаться ли ему, что когда-то, давно, у меня был сын, от которого сам он и произошел? Он сочувственно и ободряюще похлопал меня по плечу.

– Ты еще молод, у тебя есть время, – воскликнул он. – Ты собираешься продолжить свой род? Я-то давно мечтаю об этом.

– Почему ты так долго медлил?

– Отцом не становятся в одиночку. Я надеялся найти мать.

– И все же ты мог бы…

– Он велел мне подождать.

В