— В общем, это была настоящая воскресная любовь, — говорит Джордж, — и ничего подобного ей в другие дни недели никогда не бывает. Уж не знаю, что потом с ней случается. Куда она девается, когда наступает понедельник. Понедельник в Нью-Йорке вообще вроде как все на свете обламывает.

До чего же все это странно, но в то же время мило. Хелен может сидеть, забросив обтянутые нейлоном голени на диван (они тут же утопают в пушистой лавине), и наблюдать за тем, как Джейми стоит рядом на одном колене, повернувшись спиной к Хелен и дурачась с креслом, ножки которого сделаны в виде львиных лап. Это всего лишь Джейми, декоратор интерьера. Но черт возьми! У него дьявольски прекрасная поясница. Хелен испытывает побуждение обхватить его за талию как… как какую-нибудь там вазу. Все это происходит в чудесной квартире на 57-й улице, совсем неподалеку от Саттон-Плейс. А Хелен, по сути… в общем, Хелен — это женщина, у которой, если не считать мужа, есть все.

Хелен развелась три года тому назад. Но даже при всем при том ей всего лишь двадцать пять лет. Она ходила в Смитсоновский институт. У нее есть деньги — как уйма алиментов, так и собственный трастовый фонд. Хелен поистине прекрасна. Ее лицо (что-то вроде капюшона густых черных волос по сассуновской моде нависает над двумя огромными глазами, которые раскрываются подобно… подобно вьюнкам) — в общем, ее лицо появлялось на обложках «Вог» и «Таун энд кантри», почти во всех нью-йоркских газетах, где вообще идет речь о моде, однако имя Хелен всегда шло в заглавии, что известно как работа «социальной» фотомодели. Хелен стройная, сильная, гибкая, она постоянно занимается спортом. У нее есть всего лишь один ребенок. Этот всего лишь один ребенок (хотя Хелен в такой манере даже думать не желает), трехлетний Курт-младший, просто прекрасен.

Еще у Хелен есть Джейми, ее декоратор интерьера. Вот Джейми стоит на одном колене, прилаживая съемный эбонитовый шар под львиную лапу одного из кресел. Он сам разработал этот дизайн. Все до единого врубаются в мебель Джейми: «Ах, неужели Джейми декорировал вашу квартиру?» Все это очень экзотично и в то же самое время очень просто. Черное и белое, модерновая ножка в виде львиной лапы, если вы можете себе такое представить, съемные эбонитовые шары…

Ах, что за дьявольщина творится? Внезапно Хелен чувствует полную безнадежность. В Нью-Йорке есть по меньшей мере десять известных ей женщин, которые совсем как она: разведены и прекрасны; разведены и на самом деле отлично с этим справляются; разведены и оказываются желанными гостьями на всех вечеринках, да и вообще на всех мероприятиях, куда только можно их пригласить; разведены и постоянно появляются в колонке как Джо Дивера, так и всех ему подобных; разведены — и остаются женщинами, у которых есть все. Имена этих десяти женщин Хелен способна запросто отчеканить, потому что знает их самих вдоль и поперек. Кое у кого из них великие американские баронские имена, однако Хелен, а также все эти десять женщин совершенно… совершенно, совершенно неспособны найти для себя в Нью-Йорке нового мужа.

Разумеется, Хелен пыталась! В этот процесс была вложена уйма доброй воли — как ее собственной, так и ее друзей. Дж___ы как-то пригласили Хелен на обед, устроив все это дело исключительно ради того, чтобы она познакомилась с их фаворитом среди всех подходящих молодых людей в Нью-Йорке. Он был красив, являлся одним из самых молодых вице-президентов банка в Нью-Йорке (подлинных вице-президентов, раз уж на то пошло), а также великим гонщиком на Бермудах. Они с Хелен поговорили о его напряженной жизни среди жеребцов Уолл-стрит. Они поговорили обо всех тех вещах, которые друзья Хелен постоянно подкачивали в разговор — о Джаспере Джонсе, о «нувель вог», о фальшивой эстетике модных фотографов. Они гримасничали, кривились, улыбались, цепляли кусочки крабового мяса, в котором не было совсем никакой «химии». А затем он отвез ее обратно на Восточную 57-й улицу, где они вошли в лифт, полный разных деревянных завитушек, а у низкорослого лифтера были нашиты канты по всей униформе. И в тот самый момент, когда дверцы лифта за ними закрылись, у них в головах словно бы зашипели струйки пара, говорящие им обоим о том, что это… нет-нет, это совершенно невозможно; выпустите, выпустите меня отсюда.

Две недели спустя Д___ы пригласили Хелен на обед, и миссис Д___ встретила ее практически у выхода из лифта, после чего принялась очень возбужденно, очень конфиденциально ей втолковывать:

— Знаешь, Хелен, мы посадим тебя рядом с нашим абсолютным фаворитом среди всех подходящих молодых людей в Нью-Йорке.

Им, понятное дело, оказался тот же самый Бермудский гонщик. Да уж, всеобщий фаворит. На сей раз они с Хелен просто поулыбались, погримасничали, покривились, воздержались от ответов на воображаемые вопросы с другой стороны и взяли себе вместо этого по ломтику дыни.

Какая досада! Ох уж все эти так называемые мужчины в Нью-Йорке! Спустя какое-то время, в ретроспективе, Бермудский гонщик уже начинает совсем неплохо выглядеть. Со временем можно было бы даже забыть про «химию». Все романы у Хелен продолжают разворачиваться по одной и той же схеме: ей попадаются надменные, осторожные, жеманные, скромные… рассеянные, вызывающие одну досаду мужчины, которые заводят свои часы, прежде чем заняться любовью. Внезапно Хелен кажется, что куда лучше не быть женщиной, у которой есть все. Тогда она смогла бы выйти замуж за какого-нибудь решительного мальчика, каковыми в Нью-Йорке обычно являются актеры. А так Хелен оказалась в… некой декорации, где холостяки уже далеко не мальчики. Все они поглощены своими карьерами. Они не шатаются вокруг «Лаймлайт Кафе», имея в голове единственное желание — затащить в постель нью-йоркских прелестниц. Жены этим мужчинам почему-то не нужны. Они легко находят себе женщин, когда таковые им требуются — для украшения, для компании или даже для постели, если уж на то пошло, короче, для чего угодно, — ибо женщины имеются повсюду и поистине в редкостном изобилии.

Какая ирония! В этот самый момент Хелен словно бы видит со стороны себя и всех остальных разведенных нью-йоркских женщин, у которых есть все, женщин, сегодня и завтра застывших на узкой полоске территории, что тянется с востока на запад между 46-й и 72-й улицами в Манхэттене. Всем им там решительно нечего делать, кроме как демонстрировать свою неотразимую привлекательность нью-йоркским мужчинам. Вот они сидят в парикмахерской мистера Кеннета, что на Восточной 54-й улице, в помещении, увешанном тканью, как огромная палатка. Туда входит до странности восточная женщина, самым что ни на есть приглушенным и почтительным голосом объявляя: «Ну вот, а теперь давайте перейдем в помещение для мытья головы». Она словно бы хочет сказать: «Мы здесь занимаемся кое-чем весьма креативным». И все же пышные прически, даже после четырех часов пребывания у мистера Кеннета, уже начинают казаться чем-то вполне обычным Женщине, У Которой Есть Все. Сегодня еще столько всего необходимо проделать, столько всего узнать. Взять хотя бы вечный поиск лучших накладных ресниц! Скорее к Дейрдре или еще в какое-то подобное место на Мэдисон-авеню — мотыльковые ресницы? Квадратные ресницы? Норковые ресницы?.. Ну, норковые ресницы на самом деле просто шутка, слишком уж они тяжелы, и веки от них… потеют — с век начинает стекать прозрачнейший, сладчайший соленый пот. Или скорее еще куда-нибудь за идеальными накладными ногтями, двадцать пять долларов за обе руки, два с половиной за один палец, прелестные фальшивые ногти… но куда все-таки обратиться? К Саксу? К Бергдорфу? Или следует прислушаться к какой-то девушке, которая возвращается и говорит, что идеальное место для приобретения накладных ногтей — это отель «Беверли Хиллс»? Или лучше отправиться прямиком в гимнастический зал Куновски для занятий? Вообще-то сейчас 1965 год, и приходится сталкиваться с тем фактом, что шоколадная основа и мел ничего особенного для кожи сделать не могут. Собственно говоря, они вообще ничего не делают — они просто ее покрывают. А ведь крайне важно то, что происходит с кожей, вся эта процедура с пурпурным светом в Студии ухода за волосами Дона Ли, — да-да, вот в чем все дело. А в гимнастическом зале Куновски можно зайти в раздевалку и проверить там ярлыки кое на какой одежде, а затем, наконец, столкнуться с какой-нибудь девушкой, которая скажет, что она здесь в последний раз, что она нашла некое место, где после занятий можно действительно принять душ. И тем не менее — к Куновски. И к Бене — наблюдать за тем, как водяные шарики расплескиваются, попадая на кожу. И вот все они здесь, они ходят сюда ежедневно, с одной-единственной целью — окончательно превратить себя в несравненную, эзотерическую, потрясающую женщину, настоящее совершенство. А все ради мужчин, которые, кажется, даже внимания на это не обращают. Невероятно! Вызывающе! Ах, невозможные мужчины этого города, стиснутые железной хваткой карьеры, эгоистичные и опустошенные.