— Ну ты и тварь, Валдай, — прохрюкал, не поворачивая головы.

— Ты, Костя, много на себя взял, — делаю шаг вперёд и опускаю ствол, — тебе нельзя доверять.

— Ты из-за шлюхи войну затеять решил?! — почти визжит. Не по-мужски. В который раз убеждаюсь...

— Виктор? — перевожу взгляд на Чеха, и тот понимает меня с полуслова.

Опускает руку, и простреливает Быку колено. Тот снова ревёт и валится с ног.

— Тварь! Гриша тебя закопает!

— Обсудите этот момент на том свете, — опускаюсь на корточки возле Кости и достаю пушку у него из-за пояса. Отбрасываю в сторону, — не хотел тебя мучить. Так что...

Бык поднял голову и посмотрел мне в глаза. С его толстых губ капала слюна, они дрожали так же как и нижняя челюсть. Больно, сучёнок?

— Мразь, — цедит трясущимися губами.

— Счастливого пути, Костя.

Клим

Я продолжал сидеть возле Быка, наблюдая за тем, как из-под его башки вытекает струйка крови, образуя под ним лужу. Она становилась больше, а я чувствовал всё большее удовлетворение. Мне даже не верилось, что всё, наконец, приближается к своему логическому завершению. Костя сделал свой выбор. Я принял решение. Других вариантов я даже не рассматривал.

— Дай покурить, — всё же перевожу взгляд на Виктора.

Ствол кладу на стол и перехватываю пачку из рук Чеха. Закуриваю, продолжая следить за растекающейся лужицей багрового цвета. Свободной рукой опускаю Быку веки, но те всё равно непослушно приоткрываются.

— Клим? — слышу за спиной голос Коли.

— Что?

— Девушку выпускать можно?

Девушку... даже не знаю. Будет ли нормальным привести её сюда прямо сейчас? Поверит ли она мне на слово или захочет убедиться во всём сама? Как отреагирует на труп?

— Убрать сначала надо, — задираю голову, выпуская дым над головой.

— Какие распоряжения?

— Зверям...

Думаю, что волки и даже приблудная рысь не откажутся от свежего мяса. А если нет... сжечь к чёртовой матери.

— Так вот для чего ты тут зверинец развёл? — Чех смеётся и, положив пистолет рядом с моим, наливает нам по пятьдесят грамм, — а я-то голову ломаю...

— Я помогаю им, они помогают мне, — стряхиваю пепел Быку в полураскрытую ладонь, — Коля? Распорядись, чтобы всё отмыли до блеска. Чтоб ни одной капли не осталось.

— Да, Клим Семёнович. Всё будет сделано.

Усталость как никогда давила на плечи. Неподъемный груз едва не ломал позвонки, заставляя меня сгорбиться прежде чем встать.

— Останешься сегодня здесь? — повернулся к Виктору.

— Если ты не против...

— Ты же знаешь, что нет, — отмахнувшись, спрятал ствол за пояс.

Впереди непростая неделя. В мои планы входил Гриша. И чем быстрее я решу проблему, тем лучше. Это не тот случай, когда бы мне хотелось растягивать удовольствие. Как только Гриши не станет, начнётся делёжка за его грязный бизнес. И меня это уже не будет касаться. Избавившись от него, я избавлюсь от балласта, который преследует меня не первый день. Обычная чистка. Не более того.

— Помощь нужна? — на ум приходят условия, которых нет в моём доме.

— Ты о чём? — Чех супит густые тёмные брови. Косится на меня исподлобья.

— Здесь нет условий. Тебе ведь нужна помощь? Туалет... душ?

— Думаешь, я не в состоянии сам поссать, Валдай? — он снова рассмеялся.

— Откуда мне знать?! Позвони своему специалисту.

— Специалисту?

— Пётр, кажется? Ну кто тебе помогает? Медицинский работник? Сиделка?

— А где, кстати, твоя Елена?

Елена...

— Я отпустил её...

— Ты же хотел убрать её?

— Я хотел, чтобы её убрала Кира.

— И?

— Пожалел...

— Киру? Или Елену?

— И одну, и вторую.

Чех крутит колёса на своём кресле и делает круг по веранде, объезжая Быка. Его рука ложится на моё плечо и, слегка похлопывая по нему, он наклоняется к моему уху. Произносит негромко:

— Я бы твоём месте Елену убрал сам. За такие дела с неё шкуру снять надо.

— Знаю.

Но сейчас думать об этом не хотел. Потушив окурок в луже крови, я вышел с веранды и направился к маленькой беседке. Убедившись в том, что все «крепко спят», вернулся к Виктору. Тот, судя по всему звонил Петру.

— Утром завтра, к девяти подъезжай, — сорвал с моей клумбы ранний пион, — всё в порядке... я что, ребёнок? Раздеться сам не смогу? — прижал цветок носу и тихо втянул тонкий аромат, — завтра, Петь... всё, давай. Доброй ночи.

Сбросил вызов и, подняв голову, остановил взгляд на окнах моего дома.

— У мамы отпрашивался? — прячу ухмылку за прижатым к губам кулаком.

— Пошёл ты! — колесит вдоль моей клумбы и срывает ещё несколько пионов.

— Хорош мою клумбу опустошать!

— Ты хоть Кире цветы дарил?

— Нет, — огрызнувшись, спрятал руки в карманах брюк.

— Ты что, пещерный человек?

Укол был прямо в цель. Скривившись, я продолжал наблюдать за тем, как Чех рвёт мои цветы и складывает их в букет.

Я против того, чтобы он дарил цветы Кире. Поэтому, сделав несколько шагов, выхватываю веник у Виктора из рук, и под его приглушённых смех, скрываюсь в доме.

Положил пионы на кухонный стол и возвратился на улицу. Ночь на дворе была настолько тихой, что я мог бы слышать чужое дыхание.

— Твоя комната внизу. Сам знаешь, — бросил Чеху на ходу, и поспешил на задний двор.

Широко шагая, я мысленно запускал пальцы в её шелковистые волосы. Сгребал их в кулак, вынуждая Киру поднять голову и подставить мне свои губы. Я хотел прижать её к своей груди и вдыхать раз за разом этот запах. Её запах. Он впечатался в мою память и я уверен, что узнаю его из тысячи даже через четверть века.

...

— Вы это слышали?! — вздрогнув, я прижимаюсь к Сергею Петровичу так, словно он мой щит. — Это выстрел?!

— Всё нормально, Кира. Не волнуйся ты так.

Не волноваться? Да как он мог быть так спокоен, когда над твоей головой раздаются выстрелы?! Когда ты понятия не имеешь, что там происходит, и кто в конечном итоге, поднимет эту дверь? И выйдем ли мы отсюда вообще?

— Паника твоя ничего не решит. Только усугубишь своё состояние. Я же рядом?..

Я закрываю глаза и, покачиваясь из стороны в сторону, представляю родителей. Под веками мелькают их образы и мутные воспоминания из далёкого детства. Папин смех и мамин запах... кажется, это то, что я помнила лучше всего.