Он протягивает руку и касается меня, медленно и осторожно, словно я дикое животное, которое он боится спугнуть.

– Ты многие годы избегала меня, моталась по миру, потому что не могла этого выносить. Тебе было до смерти страшно, ведь ты из тех людей, которые любят только раз в жизни. И в твоем случае это я.

Его слова пронзают всю меня, точно электрический разряд. Его руки ложатся на мою талию и сжимают ее, мягко понуждая меня к ответу.

– Я прав?

– Ну разумеется, прав. А теперь поцелуй меня.

На этот раз он целует нежно и бережно, пока я не порчу все, скользнув языком ему в рот. Он предостерегающе бурчит что-то неразборчивое. Мм, как же я скучала по этому альфа-басу!

Он прерывает поцелуй.

– Я никогда не говорил тебе, как сильно люблю тебя. Как думаешь, что я к тебе испытываю? Расскажи мне.

Я никогда в жизни не пробовала говорить вслух о чувствах, тем более о чувствах настолько трепещущих и глубинных, но я должна попробовать. Наверное, именно так чувствовала себя Лоретта, когда перевернула свою первую в жизни карту Таро. «Слушай свою интуицию, – посоветовала бы она. – Чувствуй правду».

Я кладу ладонь ему на грудь, там, где сердце, и он запускает пальцы в мои волосы.

– Ты спал на раскладушке в комнате Джейми. Это было для тебя одной из жертв, на которые ты был готов пойти ради меня. Терпеть моего брата, лишь бы иметь возможность спать через стену от меня и ставить свою зубную щетку в стаканчик рядом с моей.

Он с улыбкой кивает, и в его взгляде мелькает воспоминание.

– Ты спал на траве под моим окном, лишь бы быть ближе ко мне.

– Еще.

– Когда в Рождество мы обнимаемся, ты вдыхаешь мой запах и не хочешь его выдыхать. То, что так привлекает тебя в моей коже, взывает к чему-то первобытному глубоко внутри тебя.

Не знаю, откуда идет эта странная правда, но это так. Том наклоняет голову, и я чувствую, как он поводит носом в ложбинке между моей шеей и плечом.

– Еще, – выдыхает он.

Мы оба перевозбуждены. Мне не надо даже заглядывать внутрь себя, чтобы отыскать нужные слова. Они крутились у меня на языке всю мою жизнь.

– Кольцо другого мужчины на моем пальце – твой самый страшный кошмар, и многие годы ты вздрагивал, просыпаясь с этой мыслью.

По его телу пробегает дрожь. Теперь я должна произнести вслух по-настоящему трудную вещь.

– При мысли о том, что тебе придется надеть кольцо на палец другой женщине, внутри у тебя все переворачивалось. Но, как порядочный мужчина, ты не мог признаться в этом даже себе самому, не говоря уже о ней, пока впереди неотвратимо не замаячила свадьба и ты не увидел моих бешено влюбленных друг в друга родителей вместе.

– И еще больше.

– Ты убил бы ради меня. И помог бы мне выкопать могилу.

– Угу, – смеется он. – Вот теперь «горячо».

Мы целуемся, когда дверь снова открывается.

– Так, ладненько, – говорит, появляясь на пороге, доктор Гэлдон и смущенно кашляет, когда мы, отпрянув друг от друга, пытаемся сделать вид, что ничего не было. – Давайте-ка посмотрим на вас, мисс Барретт.

Он пожимает Тому руку и представляется. Том садится рядом с Джейми. Никогда еще я не видела картины прекрасней: два моих самых любимых человека на свете сидят бок о бок, и оба они любят меня.

– Нет, ты только погляди на нее, – замечает Джейми, подталкивая Тома локтем. – Ожила прямо на глазах. Ну, Дарси, с тобой не соскучишься.

– Я тоже хотел это отметить, – со смешком произносит доктор Гэлдон, потом бросает взгляд на монитор. – Это самое быстрое исцеление разбитого сердца, которое я видел за всю свою практику. Стопроцентное улучшение показателей по сравнению с тем, что было пять минут тому назад. – Он принимается писать что-то в моей карте, и его улыбка меркнет. – Но нам необходимо обсудить схему вашего лечения, а также нужно будет сделать ЭКГ. Я заметил некоторые отклонения, которых не было раньше.

Мы с Джейми немедленно напрягаемся.

– Все в порядке, успокойтесь, – говорит Том, обращаясь к нам обоим тем своим особым тоном, которому мы не в силах сопротивляться. – Мы в два счета поставим тебя на ноги, Дарси. Будешь как новенькая. На наше восьмидесятилетие у нас запланирован совместный круиз, – объясняет он врачу. – Мы рассчитываем на ее участие.

– Думаю, это можно устроить, – смеется доктор Гэлдон. – При условии, что найдется кто-то, кто будет все это время за ней приглядывать.

– Конечно найдется, – хором отвечают Джейми с Томом. Прямо как близнецы.

Я так счастлива, что, кажется, моему счастью тесно в этом маленьком кабинете. Бип-бип-бип. Мое сердце бьется так, словно я буду жить вечно. Мне очень нужно, чтобы оно билось.

Я на верху блаженства: в руке у меня мой паспорт и я уезжаю за границу.

До чего же я люблю этот момент – я кочую в море незнакомцев, мысленно иронизируя над ними за их пашмины и полноразмерные подушки. Неужели они думают, что там, куда они отправляются, нет подушек? Некоторые люди путешествуют так, будто на полном серьезе считают, что улетают на другую планету.

На Марсе не продаются носки и зубная паста.

Нельзя быть такой язвительной и нетерпимой, одергиваю я себя. Я же стремлюсь стать лучше. Я заставляю себя расслабить нахмуренный лоб и не буравить окружающих саркастическим взглядом.

Прислоняюсь к колонне рядом с огромным, от пола до потолка, окном и пытаюсь отрешиться от шума. Повсюду вокруг все новые и новые группки людей встречаются, приветствуя друг друга радостными возгласами, делают совместные фотографии перед полетом. Компания молодых парней, одетых в серферские шорты, пробивается к окну, чтобы выглянуть на улицу. Один смотрит на меня заинтересованным взглядом и с намеком выгибает бровь.

Я смотрю на часы. Скоро должны объявить посадку.

– Эй, – говорит Том, и, когда я поднимаю на него глаза, мое сердце расцветает.

Не могу подобрать лучшего слова. То, что я испытываю, когда я думаю, что он мой, это как замедленная съемка раскрывающегося бутона розы. И так каждый раз. Он принес нам бутылочки с водой. Они приятно холодят мою кожу, когда он обнимает меня. На парней у окна он на всякий случай бросает недобрый взгляд и тут же смеется сам над собой.

– Я опять веду себя как Валеска, да?

Овладев собой, он убирает воду в рюкзак.

– Каждый день твоей жизни. Все в порядке? Ты, кажется, нервничаешь.

Я поправляю на нем футболку. На лбу у пожилой женщины неподалеку крупными буквами написано: «Вот же счастливица». Это тот эффект, который производят на окружающих его лицо и тело. С этим не поспоришь. Даже в свои восемьдесят я буду считать его привлекательным.