Юноша помотал головой:

– Он не стремился обсуждать эту тему. Просто попросил нас никому не рассказывать о произошедшем. О тебе и обо всем остальном.

Сарай так и думала. Что ей в действительности хотелось узнать – так это «почему» и «что дальше», но Лазло ответить не мог, а Эрил-Фейн отказывался спать. Азарин наконец задремала, и невесомый страж Сарай приземлился на изгиб ее влажной от слез щеки.

Увы, ответов она не нашла. Вместо этого девушка погрузилась в жестокость сегодняшнего утра. Услышала собственный резонирующий крик «Бегите!» и почувствовала надвигающийся ужас: топоры, мясные крюки и лицо ее собственной бабушки – бабушки Азарин, – искаженное от неприсущей ей ненависти. Эта сцена проигрывалась снова и снова, беспощадно, но с одним жутким отличием: во сне клинки Азарин были тяжелыми как якоря, и из-за них опускались руки, пока она старалась защититься от натиска призраков, потоком льющихся из ладони ангела. Это ее замедлило. Все смешалось в неистовую вялую панику и поток непобедимых врагов, и развязка вышла далеко не такой удачной, как утром.

Во сне Азарин все погибали, как Сарай и предсказывала Лазло.

Она притихла, сидя на берегу, отвлеченная своими мыслями. Лазло, заметив, как побледнел лазурный оттенок ее лица, спросил:

– Все в порядке?

Девушка быстро кивнула. «Я только что видела, как ты умер», – чуть не сказала она, с трудом выбрасывая этот образ из головы. Теплота его лба под мотыльком успокаивала, как и его вид в противоположной части стола. Настоящий Лазло, иллюзорный Лазло жив благодаря ей. Сарай осознала, что видела версию смертельных событий, которые ей удалось предотвратить, и какой бы стыд она ни испытывала от тирады Миньи, теперь он окончательно испарился.

Она ловко взяла под контроль кошмар Азарин. Облегчила оружие воительницы и замедлила натиск врагов, пока шелковые сани покидали опасную зону. И под конец заставила призраков отправиться на заслуженный покой, начиная с бабушки Азарин и наполняя сон их вздохами облегчения. Мертвые освободились, живые в безопасности, и на этом сон закончился.

Сарай допила свой чай. Чайник снова наполнил чашку. Она поблагодарила его как живого, а затем остановила взгляд на накрытых тарелках.

– Итак, – полюбопытствовала она, глядя на Лазло. – Что у нас тут?

Опыт Лазло с тортами ненамного отличался от опыта Сарай, так что десерт стал одним из правил, которое они «сочли уместным». Ребята придумали себе своеобразную игру. Один представлял содержимое блюда, а второй с театральным и претенциозным взмахом открывал крышку. Вскоре они обнаружили, что могут сотворить роскошные с виду сладости – но со вкусом возникли проблемы. Нет, тортики оказались не такими уж и плохими. По крайней мере они были сладкими – с этим пунктом они легко справились. Но это была безвкусная сладость, придуманная сиротами, которые прижимались лицом к витринам кондитерских (метафорически, во всяком случае) и никогда ничего не пробовали.

– Они все на один вкус! – посетовала Сарай, отведав небольшой кусочек своего последнего творения. Выглядел торт чудесно: трехъярусный, покрытый розовой глазурью, с сахарными лепестками и такой высокий, что не помещался под крышкой.

– Волшебный фокус, – прокомментировал Лазло, когда торт начал вырастать пропорционально тому, как поднималась крышка.

– Здесь все волшебный фокус, – ответила Сарай.

Но их рецептам не помешало бы поменьше магии и побольше действительности. Воображение, как уже ранее заметил Лазло, все равно в какой-то мере привязано к реальности, а ребята, как ни печально, были невежественны в том, что касается тортов.

– Этот должен быть сносным, – сказал Лазло, совершив еще одну попытку. – Сухейла приготовила его для меня, и я вроде бы хорошо помню вкус.

Он действительно был лучше: медовые слои со светло-зелеными орешками и желе из лепестков роз. Не такой вкусный, как настоящий, но в нем уже присутствовала специфика, которой не хватало другим. И хотя парочка могла просто пожелать, чтобы пальцы стали чистыми, это казалось пустой тратой воображаемого меда, поэтому оба предпочли облизать их.

– Думаю, нам лучше не устраивать воображаемых банкетов, – подытожил Лазло, когда его следующая попытка обернулась очередным провалом.

– Я могла бы обеспечить нас кимрильским супом, – предложила Сарай.

– Кимрильским? А что это такое?

– Добродетельный овощ. У него нет вкуса, чтобы соблазнить кого-то на добавку, но он сохранит тебе жизнь.

За этим последовала короткая пауза, пока Лазло обдумывал практические аспекты жизни в цитадели. Ему не хотелось прерывать сладкое развлечение, подарившее легкость его гостье, но он не мог просто сидеть с ее иллюзией и не думать о ней настоящей, мельком встреченной в цитадели при ужаснейших обстоятельствах.

– Он сохранил тебе жизнь? – поинтересовался Лазло.

– Да, – просто ответила она. – Можно сказать, он мой основной продукт питания. Садам цитадели не хватает разнообразия.

– Я видел фрукты.

– Да. У нас есть сливы, слава садовнику.

Сарай улыбнулась. В цитадели, когда дело касалось еды, они восхваляли садовника, как другие восхваляли богов. А перед Привидением были в еще большем долгу за те клубни кимрила, которые спасли их. Вот какие божества в цитадели мертвых богов: неизвестный садовник и необщительная птица. И, разумеется, все это не имело бы значения без дара Спэрроу и Ферала, которые выращивали и поливали то немногое, что у них имелось. Какой неприступной казалась цитадель снизу, и все же, подумала Сарай, какой незначительной была их жизнь в ней.

Лазло не упустил использование местоимения во множественном числе.

– У нас? – как бы между делом спросил он, словно это не было колоссальным вопросом: «Ты там одна? Есть еще, такие как ты?»

Сарай уклончиво перевела свое внимание на реку. Вдруг в том месте, куда она смотрела, выпрыгнула рыба, мерцая всеми цветами радуги на чешуе. Она плюхнулась обратно и уплыла из виду. Какая разница, гадала девушка, если Лазло и Эрил-Фейн узнают, что в цитадели живут и другие божьи отпрыски? Правило нарушено. Они подали «признаки жизни». Но имело ли значение – сколько там жизней? Ей казалось, что да, и в любом случае сдать других – это предательство, поэтому Сарай ответила:

– Призраки.

– Призраки едят сливы?

Решив лгать, Сарай делала это в открытую:

– Они обжоры.

Лазло не выводил ее на чистую воду. Конечно, он хотел узнать о призраках и почему те были вооружены кухонными принадлежностями, жестоко нападая на свой же народ, но начал с более легких вопросов и просто поинтересовался, как они там оказались.

– Наверное, все должны где-то быть, – снова уклонилась Сарай от ответа.

Лазло задумчиво кивнул: