Мы не знаем, в сколь великой мере подобное отношение преобладало среди самых первых христиан – тех, которые по-прежнему оставались иудеями: почти все наши свидетельства исходят от церквей, состоящих из бывших язычников, принявших христианскую веру, поскольку апостол Павел в 50-х годах пишет на греческом к тем церквям, где иудеев почти не было. Для самого Павла миссия к язычникам, которую он возглавил, помогла прояснить истинный смысл Ветхого Завета. Заметно, что Павел, обращаясь к язычникам, цитирует ветхозаветные Писания не так часто – в сравнении с наставлениями, звучащими как непреложные истины. Но когда он все же делает это, то часто его волнует один вопрос: допущение неевреев в Царство Божье (особенно ясно это проявляется в Рим 9–11). Апостол Павел притязает на то, что события, в вихрь которых захвачен и он сам – те, ради ознаменования которых он служит, – это исполнение древних Писаний: примерно так же кумранская секта воспринимала любые события, в которые была вовлечена. И что это за собой влечет? То, что смысл этих Писаний явлен в откровении впервые! И явлен именно христианам – «достигшим последних веков» (1 Кор 10:11). Церкви, основанные Павлом, не обращались к Ветхому Завету, пытаясь понять, о чем говорит апостол – напротив, они читали послания Павла, чтобы понять, о чем говорит Ветхий Завет. И в этом скрыт свой подтекст: что бы ни предполагалось в теории, на деле авторитетом обладали именно слова Павла. Примерно так же все обстоит с Иисусом в Евангелиях: Ветхий Завет обладает тем смыслом, каким его наделяет Иисус, а значит, Иисус и есть истина в последней инстанции, превыше Моисея – о чем объявляет Евангелие от Иоанна:

Вопрос о том, создавался ли Новый Завет как Священное Писание – или о том, считался ли он таковым в глазах первых верующих, – намного сложнее, чем кажется на первый взгляд. В каком-то смысле он им не был: этим словом обозначали те древние произведения, которые мы сейчас зовем Ветхим Заветом или Еврейской Библией. А в другом отношении он был превыше Священного Писания – равно как Иисус, для христиан, был превыше Моисея. Чего на самом деле не было, так это равноценности двух Заветов. Новый Завет – тогда еще не получивший такого названия – изначально обладал более выраженным практическим авторитетом в христианских общинах (и, возможно, особенно в тех, что состояли из язычников, обратившихся в христианство), нежели Ветхий; впрочем, в то же время он не был определен как корпус священных писаний – в том смысле, в каком Ветхий Завет этим корпусом был.

От нас эти двусмысленности и парадоксы скрыты: мы получаем свои Библии «полностью укомплектованными», и оба Завета, и Ветхий, и Новый, представлены в них одинаково – отчего создается впечатление, будто все эти книги авторитетны в одной и той же степени, поскольку все они являются «Священным Писанием». Если бы нам довелось увидеть в окончательном облике раннюю христианскую Библию – конечно, при условии, что такая хоть когда-либо существовала, – в ней бы присутствовали: 1) ряд свитков с ветхозаветными книгами на иврите или на греческом (и, вероятно, их было бы больше, чем в нашем нынешнем Ветхом Завете – об этом читайте в главе 9 – а еще, может быть, среди них оказались бы те, которые мы ныне считаем случайно утраченными); и 2) собрание кодексов с раннехристианскими произведениями, которое впечатлило бы нашего современника намного меньше, нежели свитки, – и все же намного более ценное для тех, кто обращался к этим книгам, ведь в них, как считалось, содержались слова жизни, повествующие об Иисусе и, между прочим, об истинном смысле свитков. Следует ли нам называть Священным Писанием собрание истрепанных кодексов – это зависит от того, как именно мы ставим вопрос. Ясно то, что они носят совершенно иной характер. Они – не просто очередная порция Библии, как книги Пророков или Тора. Слова Иисуса или даже апостола Павла окончательно решали любой спор, и неважно, отнесем ли мы книги, в которых содержались эти слова, к священным, или же не станем этого делать.

Со временем оба Завета сравнялись в христианстве по сравнительному статусу. Ветхий Завет стал полноправным предметом изучения и интереса – и не только как предшественник Иисуса Христа. А Новый Завет стали воспринимать как Священное Писание наравне с Ветхим. Ко времени Оригена этот процесс уже более-менее завершился, и Библия состояла из двух Заветов, стоящих на одном уровне. Но изначально все было не так. Современные подходы к истолкованию Библии и особенно к ее применению в роли авторитетного источника могут стать совершенно иными, если мы воспримем оба Завета так, как их воспринимали в первые века нашей эры: как древние полученные традиции дохристианского откровения – и как записи нового откровения, того, которое сумело превзойти древнее и раскрыть его истинный смысл. В таком случае нам предстоит непростая задача – не оставить впечатления, будто мы притязаем на то, что Ветхий Завет был улучшен, но при этом и не представить все так, словно он был отменен. Да, дело трудное, но ранние христиане чувствовали, что призваны именно к нему.

Кардинальная перемена в подходах, о которой я говорил, произошла не в IV столетии – она была явлением II века. К концу этого века христианский кодекс из Евангелий и посланий апостола Павла уже не был собранием разрозненных и неформальных заметок – он превратился в священный текст. Минуло еще столетие, и такие кодексы уже могли становиться настоящими произведениями искусства – высшего, на какое были способны книжники: их писали на дорогом пергаменте, и оба Завета, Ветхий и Новый, уже объединялись в единый документ. Таким, например, был Синайский кодекс, о котором мы поговорим в главе 12.

А теперь я хотел бы рассказать о трех этапах того процесса, в ходе которого новозаветные книги преобразились из очень важных источников в Священное Писание и обрели тот смысл, каким наделена Еврейская Библия в иудаизме и оба Завета, Ветхий и Новый, в современном христианстве. Эти три этапа не происходили в простой последовательности, и в какой-то мере они перекрывают друг друга, но, тем не менее, в их основе лежат совершенно разные идеи.

1) Аргумент от пророчеств

Первый этап – это так называемый «аргумент от пророчеств». Раннехристианские писатели, и в том числе апостол Павел и авторы Евангелий, делают огромный акцент на доводе о том, что Иисус – это исполнение ветхозаветных пророчеств. Классическая иллюстрация – Евангелие от Матфея, где не раз после рассказа о том или ином событии из жизни Иисуса говорится: «А все сие произошло, да сбудется реченное Господом через пророка», – и потом следует цитата из Ветхого Завета. Как пример можно привести Мф 2:18, где избиение младенцев, совершенное Иродом, предсказано пророком Иеремией; или Мф 12:15–21, где Иисус, исцеляя больных, исполняет тем самым пророчество Исаии (Ис 42:1–4):