Карс взял мою руку и крепко сжал ее. Тепло. Моя метка Проклятия покалывала. Я аккуратно убрала локон со лба. Моргнув, я прервала наш зрительный контакт, и мой взгляд упал на его белые волосы. Мягкие, как кошачья шерсть.

– Могу я еще у тебя кое-что спросить?

– Спросить – да, но отвечу ли я – другой вопрос.

Уголки моего рта дернулись.

– Почему кот?

– Хм?

– Почему ты ходишь в образе кота, в то время как Мадлен ползает в образе Ткачей Проклятия, а Огастус… ну, в виде самого себя.

Чарльз поморщился. Легкий румянец залил его щеки, когда он почесал шею.

– Ой, только… пообещай не смеяться, ладно?

– Обещаю, – сказала я, напряженно наклонившись вперед.

Он вздохнул.

– Мы стали тем, чего больше всего боялись когда-то.

– Что?

Чарльз ухмыльнулся и почесал в затылке.

– Кошки. Я боялся кошек, так же как Мадлен когда-то боялась пауков.

Я фыркнула так громко, что даже сплюнула.

– Серьезно? Ты что, действительно больше всего на свете боялся кошек?

– Панически. В детстве у нас были эти белые ублюдки, которые всегда и везде прыгали на меня сзади. Я не мог сделать и десяти шагов, чтобы на меня не напал этот меховой комок с когтями.

Он содрогнулся при воспоминании.

– Я был так счастлив, когда наш отец случайно попал в одно из этих чудовищ, пока стрелял по глиняным голубям.

Я моргнула, открыла рот и рассмеялась.

– Эй! Это был очень тяжелый опыт! – пожаловался он.

– Да… но… только ты и… и… – Я перестала смеяться и начала безудержно хохотать. Слезы практически брызнули из моих глаз.

– Я больше тебе ничего не расскажу, – пробормотал Чарльз, скрещивая руки на груди.

Я засмеялась еще громче.

– Последние триста лет, должно быть, были для тебя адом, – усмехнулась я, и Чарльз поморщился.

– Первые пятьдесят лет я паниковал и выпрыгивал из окна каждый раз, когда видел свое отражение в зеркале. Но к этому привыкаешь, особенно к лизанию задницы…

– Не рассказывай мне такого! Я уже достаточно травмирована, – перебила я его, хихикнула и вытерла слезы. – Спасибо тебе. Мне это правда было нужно.

– Рад стараться. – Чарльз вскочил и галантно помог мне подняться.

Однако, когда мы вышли из кухни, я не могла упустить одну деталь.

– Что насчет твоего брата? Почему он остался самим собой? Он ничего не боится?

По лицу Чарльза расплылась радостная улыбка.

– Совсем наоборот. Мой брат ничего и никого так не боится, как самого себя. Он сам себе ад.

Вместе мы поднялись наверх и направились в гостиную. Дверь была приоткрыта, так что я могла слышать дикие дискуссии в коридоре. Значит, они уже начали без меня.

Я старалась не обращать внимания на пронизывающую меня муку и тихий голос, который шептал мне, что я все еще Король и что они должны были подождать меня. Но также было ясно, что Джексон сыграл во всем этом чрезвычайно важную роль. С его возвращением остальные наверняка автоматически начали вести себя как обычно.

Я решительно толкнула дверь. Джексон и Винсент стояли в передней части гостиной со своими Королевами. Игроки разошлись по сторонам. Черные и белые. Одни слева, другие справа, бурно спорящие.

Глубоко вздохнув, я подняла голову и тоже вышла в переднюю часть комнаты. Винсент предложил мне сесть рядом с ним, и я встала между ним и Джексоном. Изольда оторвалась от Джексона и села рядом со мной. Джек едва заметно напрягся.

– Как я вижу, обсуждение уже идет полным ходом.

Винсент кивнул и продолжил свою речь:

– Мы никого не заставляем сражаться или становиться новым хозяином Проклятия. Но желающие могут вернуться на поле. Все остальные, кто уже слишком слаб, останутся здесь.

– А кто будет новым хозяином? – нерешительно вставила Фейт.

– Предлагаю провести жеребьевку среди добровольцев, – ответила Регина. – По крайней мере, это будет справедливо.

– Если вы за, поднимите руку, – сказала Изольда.

Рука Хока вскинулась вверх, как и Айвори, Бастиона, Фокса, Грейва. Все, кто мог мыслить достаточно ясно, были согласны.

– Отлично. Тогда решено? Мы вернемся на поле?

Все кивнули. Некоторые были полны решимости. Многие побледнели.

– Ну, тогда я подготовлю билеты. Каждый, кто хочет пойти, должен взять один, – сказала Регина, беря листы канцелярской бумаги со старомодного стола.

Она нетерпеливо потянула листок плотной бумаги, а Иззи нежно взяла его из рук Регины.

– Не принимай близко к сердцу. Все будет в порядке, – услышала я ее шепот.

– Ничего не будет в порядке, – прошипела Регина, но, к моему удивлению, она не отступила, едва заметно прислонившись к Изольде.

Я внимательно посмотрела на них. Не то чтобы я упустила момент, когда две Королевы настолько сблизились, но публичные объятия были в новинку. Они закончили записи, тихо перешептываясь, и запихнули все в шапку Хока.

– Кто хочет участвовать – тяните жребий.

Иззи предложила каждому по очереди. Одна за другой дрожащие руки исчезали в черной кепке. Бумага шуршала. Сразу после этого раздались первые вздохи облегчения.

Винсент вытащил листок и взглянул на него, прежде чем аккуратно сложить записку и убрать ее.

– Ничего, – коротко сказал он.

Джексон последовал за ним, его подбородок подергивался.

– Ничего, – глухо сказал он. Его глаза горели, когда он скомкал записку в кулак.

Я была последней, кто потянулся к шапке. Походило на то, как мы готовились к игре в Честерфилде. Мы тоже делали записки, только на этот раз я знала, что происходит и во что ввязываюсь.

Моя рука сжала записку. Я не осмеливалась понять, почему смотрю на Изольду.

– Из всех людей ты выбрала Регину? – спросила я ее так тихо, что меня могла слышать только она.

Черная Королева мгновенно покраснела, но взгляд ее был вызывающим.

– Сначала в своих отношениях разберись. От напряжения между вами уже тошнит, – возразила она.

– Туше! – пробормотала я, глядя на листок бумаги. Мое сердце остановилось, а затем забилось слишком быстро. – Проклятие.

– Нет! – У меня из руки вырвали записку. Джексон встал передо мной и вместо этого протянул мне свой листок бумаги. – Только не ты. Не ты.

– Это так не работает. Я вытянула эту бумажку, значит, я стану новым носителем Проклятия, – вмешалась я.