Кристина проводит пальцем по неделям в календаре ежедневника. Маленькими красными точками она обычно отмечает менструации, и в этом месяце их почему-то нет. Неужели забыла отметить? Кристина мысленно пытается подсчитать. Нет, записи соответствуют действительности, у нее не было месячных с начала января.

От этой мысли она столбенеет. Уж не беременна ли она? Нет, это невозможно. Они с Даниэлем были очень осторожны.

Кристина кладет руку на живот. Обычно она советовалась по подобным вопросам с Сарой, но в нынешних обстоятельствах этого делать нельзя.

Сердце сразу начинает биться учащенно. Во рту пересохло. Но не может же быть, что она ждет ребенка?

Резко встав, Кристина подходит к зеркалу и изучает свое отражение в профиль. Ее тело выглядит как обычно, внешне ничего не изменилось. Могут ли менструации прекратиться по другой причине?

Ее охватывает паника. Если бы только можно было поговорить с Сарой. Она помогла бы ей разобраться, что следует делать.

Подняв свитер, Кристина обхватывает руками живот. Она знает, что есть такая штука – аборт, одна девочка в Оребу его делала. Ее звали Маргарета, и была она на пару лет старше Сары. Кристина не очень-то хорошо представляет себе, что означает сделать аборт, понимает только, что ребенка каким-то образом достают. Маргарета несколько недель не появлялась в школе, а потом вернулась как ни в чем не бывало. Но куда идти, чтобы сделать аборт? Кого спросить?

Слезы градом катятся по щекам. Кристина опять поднимает свитер. Как ей такое провернуть без Сары? Как ей вообще решиться поговорить об этом с кем-нибудь?

Сев в кровати, Кристина вытирает слезы рукавом свитера. «Это мое наказание? – думает она. – За то, что я предала сестру?»

Она лихорадочно пытается найти решение. Может быть, пойти к врачу по другому поводу? Притвориться больной и высказать свои подозрения, уже сидя на приеме у врача?

Когда она представляет себе пожилого врача в белом халате, ей становится не по себе. Как она сможет говорить об это с кем-то незнакомым, да еще и на английском?

Кристина ложится, свернувшись калачиком, плотно прижимая коленки к груди. Что же она наделала? Как она могла быть такой дурой, пойдя на риск?

Она видит, как за окном скользит по небу птица. Дымка начала рассеиваться, на оконное стекло падает мягкий солнечный луч. Внезапно Кристина вспоминает, о чем рассказывала Тина, девушка с работы. О медицинском тесте на беременность, который можно сделать в домашних условиях. Он, похоже, не дешевый, но Кристина накопила деньги.

Поднявшись, Кристина подходит к комоду. В ящике с нижним бельем она прячет портмоне, в которое откладывает часть зарплаты. Достав десятифунтовую купюру, она вглядывается в строгое лицо королевы Елизаветы. На обратной стороне изображен портрет Флоренс Найнтингейл. Вот с ней бы Кристина сейчас охотно поговорила.

Быстрым движением она складывает купюру и засовывает в карман брюк. Кристина критично осматривает свое отражение в зеркале, чтобы убедиться, что следов от слез не видно. Промокнув нижние веки, поправляет волосы.

За углом расположена аптека, Кристина как-то заходила туда, чтобы купить болеутоляющее. Она тренирует про себя то, что нужно сказать: «Тест на беременность». В аптеке сомнения уже неуместны, она должна решиться задать этот вопрос.

Бросив последний взгляд на свое отражение в зеркале, Кристина решительным шагом направляется к двери. «Я все это просто придумала», – уговаривает она себя, пытаясь заглушить назойливый внутренний голос.

Ласковым движением Уильям убрал волосы с ее лба и крепко поцеловал, пытаясь уложить обратно на диван. Шарлотта почувствовала приятную дрожь, но все равно оттолкнула его.

– Мне пора.

– Ну уж позавтракать-то успеешь?

Шарлотта с любовью посмотрела на него, сидящего рядом в футболке и кальсонах. С самого шторма в прошлый четверг они практически не расставались. Все произошло так быстро, что внутренний голос так и не успел запротестовать, а тем временем уже наступил понедельник.

Как только Уильям оказывался рядом, Шарлотта дрожала от счастья, а при каждом поцелуе все мысли о будущем улетучивались. Ей хотелось жить здесь и сейчас. И она это заслужила.

– А что у нас сегодня на завтрак? – с любопытством поинтересовалась она.

– Полагаю, что мои американские оладьи и бельгийские вафли уже успели тебе надоесть, поэтому как насчет яйца Бенедикт?

– Ты хочешь сказать, что сможешь приготовить яйцо Бенедикт здесь, на старой кухне Сары?

– Дай мне десять минут, – улыбнувшись, ответил Уильям.

Наклонившись, Шарлотта поцеловала его в губы.

– Прекрасно, значит, я успею принять душ!

Вернувшись в гостиную и увидев Уильяма, который, насвистывая, стоял перед газовой плитой, она не могла не улыбнуться. Радость переполняла Шарлотту настолько, что она купалась в ней, и, даже проходя к дорожной сумке за сменой одежды, не спускала с него взгляд.

– Ну как?

Уильям ловко управлялся с мисками и кастрюлями, переставляя их с плиты на крошечную рабочую поверхность и маленький обеденный стол.

– Голландский соус уже готов, хлеб поджаривается на сковороде, так что осталось только приготовить яйца пашот. – Уильям бросил на Шарлотту взгляд через плечо. – А не пора ли тебе распаковать свои вещи и достать одежду?

Шарлотта убрала волосы в свой обычный конский хвост и натянула футболку.

– Ага, – уклончиво ответила она.

– Когда ты хранишь все свои вещи в дорожной сумке, создается впечатление, что ты в любую секунду можешь сорваться с места и уехать обратно в Швецию.

Надев джинсы и быстро застегнув их, Шарлотта подошла к кухонному уголку.

– Привет, – произнесла она, обвивая Уильяма рукой.

– Привет-привет, – ответил он, встретив ее поцелуем. – Чай на столе. Присядь, пожалуйста.

Когда перед ней на столе появилось идеально приготовленное яйцо Бенедикт, она с трудом поверила своим глазам.

– Не могу понять, как тебе это удается. Я на этой кухонке даже хлеб нормально поджарить не могу.

Уильям улыбнулся.

– Надеюсь, тебе понравится.

– В этом я уверена. А ты никогда не задумывался о том, чтобы устроиться работать поваром?

Сказав эти слова, Шарлотта тут же пожалела о них. Она не хотела приставать к нему с предложением найти себе «настоящую» работу, вопрос просто сам собой слетел у нее с языка.

– Я, признаться, пробовал работать поваром в ресторане и осознал, что это убивает творчество на корню, – сухо парировал он. – У меня тогда напрочь пропало всякое желание и готовить, и писать. Так, пора есть, пока не остыло!