У Сталина давно выработался излюбленный метод ударов по соратникам. Сначала он подвергал их жёсткой критике, но в узком кругу, и удалял из числа товарищей, то есть, например, переставал приглашать на свои широко известные застолья. При этом попавшие в опалу люди ещё сохраняли свои посты. Затем он отдавал приказ о начале следствия и поиске обвинительных аргументов. Такие аргументы, конечно же, всегда находились. На третьем этапе обречённую жертву резко понижали в должности — но оставляли на свободе. К этому моменту жертву начинали стирать из информационного пространства, переставали упоминать в газетах и по радио. Далее, спустя несколько месяцев, следовал арест. Далее — следствие, допросы с пристрастием, ещё на несколько месяцев, а иногда и дольше. Наконец, расстрел.

Так было с Ежовым, так было с членом Политбюро Власом Чубарём, так было с маршалом Тухачевским и многими другими. Так стало и с Полиной Жемчужиной: сначала последовала публичная порка, а арест только потом.

Низвержение и уничтожение никогда не происходили одномоментно, всегда поэтапно. Вот некий деятель каждый день упоминается в газете «Правда», в следующей строке после Сталина; вот вдруг этого деятеля перестают упоминать; вот появляется короткое сообщение о смещении деятеля с высших постов; потом, спустя время, появляется ещё одно сообщение, о том, что деятель, уже наполовину забытый публикой, оказался врагом, осуждён и подвергнут высшей мере социальной защиты.

По этому конвейеру прошли и Кузнецов, и Вознесенский, и ещё десятки других. На этот налаженный конвейер встал и Микоян, но сильно позже, осенью 1952 года, и не один, а вместе с Молотовым. Пока же, в январе 1949 года, ситуация ещё не выглядит для Микояна катастрофической, лишь принимает угрожающий оборот.

И вдруг весь этот гордиев узел оказывается то ли разрублен, то ли увязан ещё крепче. Микоян получает приказ Сталина отправиться в Китай и провести переговоры с председателем Коммунистической партии Китая товарищем Мао Цзэдуном. Это был для Микояна второй важнейший международный вояж, или третий, если мы принимаем версию его переговоров с Ататюрком в 1937-м. Его поездка в Америку тоже — первая в своём роде: появление члена Политбюро, одного из высших руководителей СССР, на противоположном конце земного шара. Теперь, спустя 12 лет, он снова едет очень далеко, за десятки тысяч километров, чтобы договариваться с людьми, о которых он не имеет точного представления, только едет в противоположном направлении, не на запад, а на восток, и едет не с удобствами, в каюте первого класса лайнера «Нормандия», а в холодной кабине транспортного «Дугласа».

Почему Сталин отправил к Мао именно Микояна объяснимо. Из всего состава Политбюро опыт международных переговоров был только у двоих — у Молотова и у Микояна. И ещё неизвестно, у кого опыта было больше. Молотов как наркоминдел в целом озвучивал волю Сталина. Микоян же, торгуясь сначала с немцами, а потом с американцами и англичанами за алюминий, самолёты и яичный порошок, имел гораздо большую свободу, а значит, приобрёл и большее мастерство переговорщика.

Наконец, Сталин просто не мог отправить к Мао Молотова, это было невозможно. Во-первых, Молотова везде бы узнали, и вообще министр иностранных дел по статусу не мог совершать такие рискованные неофициальные визиты. Во-вторых, Сталин только что сослал жену Молотова и, соответственно, был в большой обиде на своего ближайшего доверенного человека и никак не мог в такой момент поручить ему сложную миссию. Кроме того, Микоян был гораздо легче на ногу, чем Молотов, да и многие прочие члены Политбюро. Микоян уже ездил на Дальний Восток, и хотя в Китае не был, но понимал специфику региона. То есть Микоян был безальтернативный кандидат для установления прямого доверительного контакта Мао и Сталина.

Перелёт занял примерно пять суток. «Дуглас» долетел из Москвы до Хабаровска, с посадками для дозаправки. Это заняло примерно часов двадцать. В Хабаровске Микояна встречали все руководители региона, включая главкома на Дальнем Востоке маршала Малиновского и уполномоченного МГБ СССР по Дальнему Востоку Сергея Гоглидзе. Переночевав в квартире Гоглидзе, на следующий день Микоян вылетел во Владивосток, там дозаправился и перелетел в Порт-Артур. Далее «Дуглас» перелетел ещё 600 км на аэродром китайского города Шицзячжуан. Аэродром был построен японцами и только недавно у них отбит. На пути самолёт Микояна сопровождали советские истребители. Когда Микоян и сопровождающие выгрузились, «Дуглас» тут же улетел обратно. Микояна и его сопровождающих посадили в машины и шесть часов везли до ставки Мао в горной деревне Сибайпо (уезд Пиньшань).

Китай тогда имел мало общего с тем Китаем, который мы сейчас знаем. Большая страна с не до конца определёнными границами, насквозь аграрная, крестьянская, изнурённая сначала жестокой войной с Японией, начавшейся в 1937 году, а затем гражданской войной между коммунистами и Гоминьданом.

Коммунистическая партия Китая была образована в 1921 году и немедленно попала под патронаж Москвы. Китайских товарищей вели не напрямую из Кремля, а опосредованно, через Исполком Коммунистического интернационала, в структуре которого создали Дальневосточное бюро. Исполкомом Коминтерна в 1919–1926 годах руководил Григорий Зиновьев (как председатель), а с 1935 года — болгарин Георгий Димитров (как генеральный секретарь). Через него шла вся переписка между Москвой и руководителями КПК.

Поддержка китайских коммунистов обходилась Москве совсем недорого: 7400 долларов США золотом ежемесячно. К середине 1930-х годов КПК получала уже по 30 тысяч в месяц и целиком существовала на советские деньги.

В 1935 году советский журнал «Коммунистический интернационал» опубликовал программную статью, рассказав читателям о товарище Мао, вожде китайского трудового народа. В марте 1940 года в Москву приехал ближайший сподвижник Мао — Чжоу Эньлай. Он вернулся с грузом в 300 тысяч долларов, полученных из кассы ИККИ.

Примечателен был следующий транш, выделенный Москвой не когда-нибудь, а 3 июля 1941 года, то есть буквально через 10 дней после нападения Германии на СССР. В эти кошмарные дни, когда, как некоторые думают, всё горело и рушилось, Компартия Китая получила от СССР один миллион долларов.

В Москве жили и лечились жёны Мао и его дети. Георгий Димитров удочерил дочь китайского лидера Ван Мина.

Коминтерн был распущен в мае 1943 года, но на отношениях Кремля и КПК это не сказалось. При ЦК КПК постоянно находился советский эмиссар Игорь Юрченко (Южин), официально — корреспондент ТАСС. Затем Южина сменил генерал-майор медицинской службы Андрей Орлов (Теребин). Связь с Москвой происходила шифровками по радио, без использования обычных дипломатических каналов.

К 1945 году Мао обладал всей полнотой власти в КПК, и вокруг него сформировался культ, точно такой же, как вокруг Сталина.

Ближе к концу войны Китай стал всё более и более интересовать западных политиков. В США и Британии вдруг поняли, что по итогам войны вместо одного социалистического монстра — СССР — возникнут сразу два, СССР и Китай, с общей территорией в половину евразийского материка и общим населением под миллиард человек. По большому счёту западная политическая аналитика просто «прохлопала» Китай. На этом направлении Сталин переиграл всех. Мао был неизвестен на западе.