вместе с ней и её молодой муж, медовый месяц они проведут отдельно друг от друга в тюремных камерах. А дальше что? Ссылка? Лагерь? Расстрел?

В разгар этих тяжёлых раздумий в квартире Гвишиани раздался звонок ВЧ. Секретарь Сталина Александр Поскрёбышев попросил позвать к телефону Микояна и сообщил волю Верховного: товарищу Микояну не следует ехать в Москву на поезде; товарища Микояна ждут в Кремле срочно. Неизвестно, что тогда пронеслось в голове Микояна. Почему срочно, если Сталин уже всё знал о результатах переговоров с Мао? Более того, он фактически их и вёл, дистанционно? Возможно, Микоян посоветовался с Гвишиани: что может означать срочный вызов. Скорее, не советовался. Он всю жизнь старался по возможности дистанцироваться от людей из госбезопасности. Да и по статусу был гораздо выше главы Управления МГБ по Приморскому краю. Возможно даже, что в самолёт он вошёл, приготовив пистолет с одним патроном: чтобы всё решить в Москве, у трапа. Это всё, конечно, домыслы. Но очевидно, что налицо так называемые «драматургические качели». Тут — хитрейший Мао в крестьянской ватной курточке, там — сын-юнец, безрассудно подставляющий голову под секиру палача. И всё это надо было уместить в одной голове.

Но уместил, сумел. Всё обошлось. Сталин дёрнул Микояна из Владивостока только для того, чтобы получить устный отчёт о поездке в Китай.

«Качели» между тем продолжали свой ход. Алексей Кузнецов был снят со своих постов 15 февраля, в день свадьбы своей дочери.

Молодёжь решила устроить торжество на даче. Пусть и холодно, зато свободно. Подругой невесты была Рада Хрущёва. Джермен Гвишиани приехал с молодой женой, Людмилой Косыгиной. Её мать Клавдия Косыгина — она была родственницей матери невесты — также присутствовала, но без супруга члена Политбюро и министра лёгкой промышленности СССР Алексея Косыгина. Отец невесты, оглушённый, низверженный с Олимпа, не поехал на свадьбу дочери. Тогда отец жениха позвонил ему и пригласил лично. Кузнецов чистосердечно ответил, что не намерен компрометировать торжество своим присутствием. Микоян послал за ним свою машину. Кузнецов уступил, приехал, но пробыл всего час и исчез при первой возможности. Он ещё надеялся, что уцелеет. Его всего лишь «сняли», об аресте речь не шла. Даже направили на генеральские курсы.

Увы, конвейер был давно и отлично налажен. Через полгода, 13 августа, Кузнецова арестовали в кабинете Маленкова. Год он просидел под следствием, в октябре 1950 года его расстреляли. На конвейер последовала и жена Кузнецова, Зинаида Дмитриевна, она также была арестована, провела, по некоторым сведениям, три года в тюремной камере, затем была сослана и домой вернулась только после смерти Сталина. Ни её дочь Алла, ни Серго Микоян на конвейер не попали, брак их был счастливым — родилось трое детей — но недолгим. Алла умерла от онкологического заболевания, не дожив и до 30 лет.

Глава УМГБ по Приморской области Михаил Гвишиани после смерти Сталина был лишён генеральского звания, уволен в запас и уехал работать в Грузию. Его сын Джермен стал доктором философии и академиком, автором множества научных работ.

Понятно, что Серго Анастасович Микоян, сын члена Политбюро, по итогам всех этих событий составил о Сталине собственное мнение, и весьма негативное (это мы ещё выражаемся дипломатично). Сначала, в 1965 году, он предпринял попытки полной реабилитации своего покойного тестя, отправил в Политбюро письмо, предложил посмертно присвоить Кузнецову звание Героя Советского Союза, поставить ему в Ленинграде бюст. Письмо подписали также герой обороны Ленинграда адмирал Владимир Трибуц и знаменитый актёр Николай Черкасов. Это предложение обсудили на Политбюро и отклонили. Алексей Косыгин (тогда — председатель Совета министров СССР), родственник и бывший друг Кузнецова, промолчал. Но Серго, упорный, как все Микояны, не отступился и спустя время нашёл способ отомстить Сталину, пусть уже и мёртвому.

Это мщение Серго не доказано, есть лишь версия историка Олега Хлевнюка. Об «особом мнении» Хлевнюка здесь уже было сказано. Хлевнюк утверждает, что Серго Микоян внёс в изначальный текст отца собственные вставки. Версия Хлевнюка вроде бы документально подтверждена, но не может быть объяснена ни логически, ни психологически. Если Серго решил внести изменения в изначальный подлинный отцовский текст мемуаров, почему он сделал лишь одну грубую вставку, касающуюся событий 22 июня 1941 года? А если сын сделал и другие вставки в текст отца, почему Хлевнюк о них умолчал?

Сын, публикующий мемуары своего отца, по определению находится в выигрышной позиции. Сын всегда может расспросить отца в приватной обстановке. Отец может сказать сыну что-то, не предназначенное для чужих ушей. Почему сын, после смерти отца, не может дополнить изначальный вариант рукописи изложением устных рассказов? Тут ничего нельзя ни доказать, ни оспорить. У родственников есть права на уникальные свидетельства, и такие свидетельства родственники могут приводить любым публичным способом. Мнение родственников всегда глубоко пристрастно — но ни один историк не будет его игнорировать, наоборот, обнюхает каждое слово и обязательно процитирует.

Написал же Серго Гегечкори книгу «Мой отец Лаврентий Берия», и сделал отчаянную попытку полностью реабилитировать своего отца. Историки оценили книгу как однобокую и полемическую, но при этом жадно прочитали её от корки до корки.

Ещё одно. Серго Микоян был воспитан советской системой и знал цену печатного слова. Он, скажем, ездил вместе с отцом на Кубу осенью 1962 года в качестве референта и присутствовал при переговорах отца с Фиделем Кастро и Че Геварой. Он автор фундаментального труда «Анатомия Карибского кризиса». Он не стал блестящим героем, как четыре его старших брата — военные лётчики, испытатели, авиаконструкторы, — но не был и лгуном. В роду Микоянов такие не родятся. Подозревать Серго Микояна в подлоге абсолютно невозможно.

Но вернёмся в русло нашей беглой повести. В конце 1949 года Сталин триумфально отметил своё 70-летие. Он добился своей главной послевоенной победы: заполучил атомную бомбу. Угроза удара со стороны США отступила. С августа 1949 года и по сей день на планете существует ядерный паритет. Сверхмощное оружие находится в распоряжении нескольких стран, членов узкого ядерного клуба. Удар одной из сторон неминуемо влечёт ответный удар. Мир пребывает в равновесии.

Герои нашей истории, прежде всего куратор атомного проекта Лаврентий Берия, а также гений металлургии Иван Тевосян и глава Госплана Николай Вознесенский, активно участвовали в создании бомбы. Ресурсы потратили колоссальные, и по всем направлениям, начиная от внешней разведки и заканчивая усиленными пайками для всех, кто соприкасался с радиоактивными материалами, от зеков до генеральных конструкторов.

Нужно понимать, что атомное оружие не только самое мощное, но и самое дорогое из всех, известных человечеству. Иметь бомбу могут себе позволить только самые экономически сильные державы.

Американская разведка знала, что Сталин делает бомбу, но по подсчётам аналитиков конечный результат должен был появиться примерно к середине 1950-х, а там ещё неизвестно, доживёт ли