в Китай, чтобы уговорить Мао «придержать лошадей». Мнение Сталина сводилось к тому, чтобы Мао отказался от копирования советского жёсткого однопартийного режима; наоборот, китайским коммунистам рекомендовали привлекать к сотрудничеству оппозиционные партии, выстаивать «новодемократическую» систему. Сталин понимал, что при такой системе Мао и другие лидеры КПК будут находиться под огнём критики политических оппонентов. И наоборот, насаждение твердокаменного советского социализма, отрицавшего возможность любой общественной дискуссии, могло превратить Мао в такого же живого бога, каким был Сталин.

Микоян изложил Мао рекомендации Сталина. Мао был удивлён. Как же так? Ведь товарищ главный Хозяин — наш учитель! Мы, китайские коммунисты, берём пример с Советского Союза! Вы своих врагов уничтожили, а нам советуете с нашими врагами договариваться? Создавать политическую коалицию? А как же дисциплина, сплочение рядов? Микоян возражал: наша революция была пролетарская, а ваша — крестьянская, не надо вам копировать наши методы, разрабатывайте свои! А главное: нам, в Москве, виднее, у нас больше опыта, мы сильнее, и всё, что требуется от китайских товарищей — во всём следовать нашим рекомендациям.

День за днём проходил в спорах. Микоян столкнулся с ранее ему неведомыми принципами политического мышления. Навыки, наработанные им за многие годы переговоров с американцами, немцами, британцами в Китае не действовали. Мао вроде бы уступал и одновременно побеждал. Микоян — представитель сверхдержавы, только что выигравшей мировую войну — держался авторитетно, или, по выражению историка Михаила Панцова, высокомерно. Мао улыбался, кивал, произносил пространные речи, но стоял на своём. Оба внимательно присматривались друг к другу.

Микоян не проявлял никакой самостоятельности. По итогам каждого дня он составлял и отправлял шифровку на имя Сталина. Новый раунд не начинался, пока из Москвы «товарищ главный Хозяин» не присылал свои ответы и новые распоряжения. Обмен был таким интенсивным, что шифровальщики едва успевали. Многочасовая разница во времени была на руку Микояну: когда в Сибайпо день был на исходе — в Москве ещё только наступало утро того же дня.

Переговоры продолжались восемь дней. Мао убедил Микояна, что мира с Чан Кайши не будет, ибо разгром Гоминьдана близок и неминуем. Советы «товарища главного Хозяина» чрезвычайно ценные, и руководство КПК внимательно к ним прислушивается, но было бы неплохо, кроме советов и рекомендаций, получить финансовую и военную помощь. Мао попросил кредит в 300 миллионов долларов на три года, из этой суммы часть — топливом. И ещё — три тысячи единиц автотранспорта. Впоследствии, когда Сталина сменит Хрущёв, Мао попросит у Москвы ещё и почти всё получит, но щедрость северного соседа расценит как его слабость. Таковы прихотливые изгибы восточного образа мышления. Японцы восприняли атомные удары по Хиросиме и Нагасаки как проявление сверхсилы, с которой следует смириться, во избежание ещё больших потерь: если врага нельзя победить, его следует уважать. И наоборот, помощь СССР, оказанная Китайской республике в конце 1950-х годов, в самом Китае приняли без уважения. Эти прихоти восточной дипломатии Микоян впервые постиг в деревне Сибайпо, в январе 1949 года.

Полный отчёт о переговорах с Мао Микоян представил в Президиум ЦК КПСС 22 сентября 1960 года. Этот документ сейчас рассекречен, его текст доступен. Главный итог той поездки Микояна — это его личное впечатление от Мао и первые, по горячим следам, его выводы от логики мышления китайцев. Микоян первым из советских руководителей высшего звена познакомился с Мао, первым оценил его как личность и, возможно, первым сформулировал для Сталина и для себя принципы взаимодействия двух огромных евразийских цивилизаций.

Китай — страна очень большая, очень старая и очень самостоятельная. Китай всегда проводит прагматичную внешнюю политику. В части прагматизма китайская дипломатия даст сто очков форы англосаксонской дипломатии. Отношения между Россией и Китаем возможны только в рамках сложного геополитического партнёрства. Обе стороны озвучивают некую риторику, делают некие публичные заявления, но в непубличном поле отстаивают свои взаимные интересы жёстко. Различия в менталитете и жизненном укладе очень велики. Но при этом партнёрство неизбежно просто в силу географического положения и общей границы более чем в 4 тысячи километров.

Наконец в том же 1949 году произошли одно за другим два важнейших события: 29 августа была успешно испытана советская атомная бомба, а в октябре маршал Чан Кайши бежал на остров Тайвань. Расположение фигур на мировой шахматной доске изменилось в пользу СССР.

В декабре 1949 Мао приехал в Москву на празднование 70-летия Сталина уже как победитель и лидер Китайской республики.

Что на самом деле думали друг о друге два крупнейших коммуниста в истории человечества? По словам Хрущёва, Сталин называл Мао «пещерным марксистом». Мао однажды сказал про Сталина: «Лицемерный заморский чёрт». Впрочем, обе фразы могли быть произнесены под влиянием эмоций, и не могут отражать всей полноты взаимоотношений. Правда в том, что сталинский СССР вложил в китайских коммунистов десятки миллионов долларов, оказывал масштабную военную помощь и способствовал их приходу к власти. Правда в том, что Мао копировал Сталина и его систему управления, основанной на непререкаемом авторитете лидера, и создал вокруг себя такой же культ личности.

Но к Микояну это не имело прямого отношения. 8 февраля 1949 года он покинул Сибайпо и тем же путём — сначала на автомобиле, потом на самолёте — вернулся во Владивосток, чтобы тут же оказаться перед лицом всё той же семейной проблемы.

Сталин лично распорядился, чтобы в период поездки в Китай и обратно Микоян останавливался для отдыха и ночёвок только в квартирах руководителей МГБ. По пути туда Микоян ночевал у начальника Управления МГБ (УМГБ) СССР по Хабаровскому краю и уполномоченного МГБ по Дальнему Востоку Сергея Гоглидзе. По пути назад — в квартире главы УМГБ по Приморскому краю Михаила Гвишиани, во Владивостоке на улице Светланской (дом этот и поныне стоит и населён обеспеченными людьми). Из этой квартиры Микоян отправил в Москву сообщение: изнурительные девять дней в ледяном крестьянском доме, в горах и тяжёлый авиаперелёт стоили ему большого напряжения сил; он планирует добираться из Владивостока в Москву на поезде, чтобы по пути отдохнуть.

Михаил Гвишиани для Микояна был не совсем чужой человек. Его сын, Джермен Гвишиани, учился в МГИМО вместе с Серго Микояном. Парни дружили. И разумеется, старший Гвишиани сообщил старшему Микояну все новости, касающиеся предстоящей свадьбы Серго и Аллы Кузнецовой. Уже назначили дату: 15 февраля. Меж тем отец невесты уже был приговорён: кто-кто, а чекист Гвишиани это знал наверняка. Микоян схватился за голову: вчера он решал в китайском Сибайпо политическую проблему мирового масштаба, а завтра в Москве надо было решать семейную проблему. Отговаривать сына от женитьбы он не хотел (уже пытался и не смог), но как быть с опальным Кузнецовым? Отвернуться от него невозможно, всё-таки родственник. А если Сталин попытается заставить его публично отречься от Кузнецова? И это будет ещё не худший вариант. В наихудшем варианте — дочь Кузнецова будет арестована, а