деле ее зовут Сэди Кросс, и она носит его ребенка. Она его любит, но ей нужно выполнять свое задание, а его отец нехороший человек. И занимается он крайне плохими делами.

Эдди медленно покачал головой из стороны в сторону и сказал ей правду:

— Я не могу тебя спасти.

Оружие лежало у него на письменном столе. Это была не ручка, как она думала, а пистолет. Они вдвоем находились у него в кабинете. У нее был шанс — слабенький, но все равно.

Она схватила пистолет и выстрелила без колебаний, не думая.

Его отбросило назад. Он упал на пол. По его груди стала разливаться кровь.

Она бросилась бежать.

Охранники поймали ее до того, как она смогла убежать.

Там была девочка… та, в маске. Она казалась больше, старше. Вероятно, Сэди путала Изабеллу, которую видела пять лет назад, и сегодняшнюю Элис.

— Ш-ш-ш. Нельзя шуметь.

Стояла тьма. Куда ушел день? Где тело Эдди? Сэди запуталась.

— Возьми меня за руку.

Сэди уставилась на руку. Это была рука совсем не ребенка. Морщинистая, искривленная рука кого-то старого.

— Возьми меня за руку — и станешь невидимой, — требовательно повторил тот же голос.

Сэди ничего не поняла, но взяла пожилую женщину за руку. И стала проваливаться во тьму. Глубже и глубже. Не было ничего, кроме тьмы. Затем пришли голоса. Его голос. Он требовал, чтобы Сэди оставили в живых. И ее голос… той женщины, которую она слышала, когда они совещались по телефону, по громкой связи. Той, которая, похоже, принимала решения. А потом Сэди проснулась под эстакадой на Восемнадцатой улице.

Как она туда попала?

Сэди не знала женский голос, который слышала.

Но она знала его голос.

Это был не Карлос и не Эдди.

Это был ее отец. Она слышала, как он требовал, чтобы ее оставили в живых.

Сэди резко открыла глаза. Моргнула. Посмотрела сквозь лобовое стекло позаимствованной машины — желтого, как моча, цвета.

Во рту чувствовался привкус блевотины и чего-то еще. Лекарства, которое она принимала раньше.

Голова раскалывалась от боли.

Кросс прикоснулась к затылку. Где она, черт побери?

Сэди огляделась вокруг. Нахмурилась. От этого голова разболелась сильнее. Она находилась у собственного дома. Машина стояла в узком переулке рядом с ним. Как, черт побери, она здесь оказалась?

Она посмотрела на руль, на ключи… на собственные руки.

О да, ее явно чем-то накачали и привезли сюда. Но кто?

Последнее, что она помнила, — дом Кортесов. Она видела девочку в маске.

Это была та же девочка? Элис/Изабелла?

Это не могла быть та пожилая женщина. Черт побери, к этому времени она, вероятно, уже умерла. Она была старой и почти пять лет назад, когда работала знахаркой в поместье Осорио. Эдди говорил, что она живет вместе с семьей еще со времени до его рождения.

Эдди мертв.

Сэди его убила.

Она моргнула, сидя абсолютно неподвижно. Увиденное во сне снова нахлынуло на нее.

Она слышала голос отца.

Этого не могло быть. Вероятно, она спутала события из разных периодов времени. Она проснулась в больнице, и он находился там. Но до этого его рядом с ней не было. Не было под эстакадой и совершенно точно в Мексике.

Или был?

* * *

Дом Кросса Игл-Вуд-корт Бирмингем, 8:30

Кросс била кулаком в дверь. Она морщилась от того, как этот звук болью отдавался у нее в голове.

Открылась дверь. На пороге стоял ее отец, одетый как всегда, когда находился не на службе — в штаны цвета хаки и рубашку на пуговицах. Ей даже не требовалось опускать глаза вниз, чтобы убедиться, что на ногах у него его любимые кожаные лоферы.

Это была его сторона под названием «отец». Не жесткий агент.

Хорошо. Именно этот Мейсон Кросс ей и требовался.

— Сэди, какая неожиданная радость. Заходи. Я как раз о тебе думал.

Он произносил эти слова так, словно не было этого года, когда они не разговаривали.

— Нет, заходить не буду. — Она уже начала качать головой, но решила, что лучше этого не делать. Вероятно, у нее сотрясение мозга, а то и два, учитывая, как сильно Сэди Кросс приложилось головой, когда разбила машину. — У меня к тебе один вопрос.

Теперь он нахмурился. Вероятно, на него произвела соответствующее впечатление ее мятая одежда и нечесаные волосы. Несомненно, он почувствовал запахи пота и блевотины, которые, как кажется, источала каждая ее пора.

— С тобой все в порядке? Выглядишь ты неважно.

Это он так по-отечески говорил, что выглядит она отвратительно.

— Ты был в Мексике после того, как я убила Эдуардо Осорио.

Он неотрывно смотрел на нее, но выражение его лица, глаз мгновенно изменилось.

— Тебе следует зайти в дом.

— Нет. Поговорим прямо здесь. — Она попыталась облизать губы, но во рту у нее было сухо, да еще и горький привкус — вероятно, от того лекарства, которое ей дали. — Ты там был. Я вспомнила, что слышала твой голос. Ты просил сохранить мне жизнь.

Благодаря этому ей следовало бы хорошо к нему относиться. Ей следовало быть ему благодарной. Только она не была.

Он был там. В поместье. Никакого другого объяснения она предложить не могла.

Он глубоко вздохнул.

— Я знал, что ты в конце концов это вспомнишь. Не было гарантии, что лекарственная терапия будет постоянной.

Она уставилась на него, удивившись, что он сказал правду. Какого?..

— Я слушал записи твоих сеансов у Холдена. Он отдал их мне. Конечно, он не хотел этого делать.

Она почувствовала ярость.

— Ты шантажировал моего психотерапевта, чтобы он передал тебе все папки с личной информацией обо мне?

Отец кивнул.

— Не вини его. У него не было выбора. Он искренне тебе сочувствовал, но необходимость защитить себя перевесила сочувствие к тебе. Кроме того, я ему хорошо заплатил.

Она подняла руку ладонью к нему.

— Значит, ты был там — в Мексике. Ты это признаешь?

Он кивнул.

— Да, я был там. Ты исчезла, и никто из участников операции не мог понять, что случилось. Я поехал прямо в поместье.

— Погоди. Погоди. — Сэди замахала на отца руками, чтобы тот замолчал. — Они пустили тебя внутрь, а потом позволили уйти?

Сэди рассмеялась. Это было безумием. Он врал или чего-то недоговаривал. Может, он как-то сломался. А что, если безумие у них семейная черта?

Или, может, это еще один из ее странных снов. Или опять галлюцинация. Прошлая ночь и сегодняшнее утро вполне могут быть одной долгой галлюцинацией. Может, она даже и не здесь, не стоит у двери дома отца и не