Морган моргнула несколько раз, а затем снова взглянула на Дария. Белый, как йольский снег, и лишившийся чувств, он трепыхался в воздухе. Носы его ботинок чиркали по земли.

Поморщившись, Морган устало вздохнула и потянула руки в противоположные стороны:

– Chan Eil, mo nighean. Witches an-còmhnaidh a phàigheadh airson na mearachdan.

С замиранием сердца я услышала в своей голове:

«Нет, дочь моя. Ведьмы всегда платили за свои ошибки. Пусть люди платят тоже».

Руки Морган раскинулись, словно для широких объятий, и Дария разорвало пополам. Из разошедшейся по швам грудины вывалился ворох кишок. Переломанные рёбра ударились об лед, а нижняя часть туловища провалилась в сугроб. От головы Дария и вовсе ничего не осталось – лишь серые ошметки, забрызгавшие желто-красное платье.

Никто не издал ни звука. Но никто, кроме Джефферсона, и не смотрел на Морган с ужасом. Как и я, остальные чувствовали лишь вину за то, что допустили это, и замерли в ожидании того, что вот-вот последует… Ведь логичный финал был лишь один.

– Что это? – спросила Морган, уставившись на искорёженный труп, части которого валялись у нее в ногах. – Что это?!

Ее голос сорвался на пронзительный визг. Она всего лишь моргнула – и прошлое воплощение древней богини войны, взявшее верх, снова уснуло. Проснулось нынешнее – бескорыстное, всепрощающее… И абсолютно не готовое к подобному. Мимика Морган ожила, губы искривились, а глаза раскрылись так широко, что отразили зарево закатного неба и стали огненными.

– Я не… – Морган вцепилась короткими ноготками в свое солнечное сплетение, щупая зажившую рану, вспоминая о лезвии, торчащем из него. Затем она оглянулась на нас и на Диего, уже вернувшего себе контроль над телом и подошедшего к ней. Конечно же, Морган тут же отскочила назад, не позволяя притронуться к себе.

– Морган, тише. – Диего всегда умел разговаривать бархатным, ласковым тоном. Это действовало всегда и на всех, особенно на Морган, влюбленную в него вот уже целый год наивной, чистой любовью, какой может быть только любовь первая. Спускаясь с крыльца следом, я почти поверила, что у него получится и в этот раз… Но не получилось.

Морган развернулась и побежала в заснеженный лес.

– Морган!

Диего сорвался за ней в ту же секунду и тоже скрылся в темнеющей чаще.

– Почему я и на полдня не могу уехать из Шамплейн, чтобы никто при этом не помер или не разнес наш дом?! – вскричал Сэм исступленно, наконец-то отпустив Джефферсона. Тот все равно больше не отбивался и даже не пытался встать, глядя с земли на то, что осталось от его единственного компаньона. Оглянувшись на остальных, Сэм виновато шмыгнул носом, заметив, что всеобщее оцепенение никак не проходит.

Я все еще стояла в снегу босиком, но не чувствовала холода. Все, что я чувствовала, – это злость.

«Пропуская катафалк вперед, подумай, не завтра ли твой черед».

В голове растеклась надрывная песня из сборника «Страшных историй» Элвин Шварц – горькая, как отвар из полыни, и вязкая, как кленовый сироп, который Морган так любила. Судя по тому, как Тюльпана встрепенулась и посмотрела на лес, это снова слышали только Верховные ведьмы – истинные или потенциальные. То было пение Эхоидун, что однажды позволило нам отыскать Морган и спасти ее от родительской тирании, незаживающих шрамов на запястьях и уверенности в том, что ее породил Дьявол. Она снова пела – снова молила о помощи, возможно, даже не догадываясь об этом.

«В белую простынь тебя обрядят, от уха до уха, с макушки до пят».

Мы с Тюльпаной переглянулись, а затем я медленно пересчитала всех, кто стоял на улице. Сэм уже вовсю отчитывал Исаака за безрассудное решение поддаться одержимости, а Коул тряс Джефферсона за плечи, пытаясь привести в чувство, пока тот молча пялился на останки Дария и окровавленный снег. Спустившись с крыльца и набрав горсть красного месива в ладони, Тюльпана прошептала над снегом какое-то заклятье, и тот, превратившись в воду на горячей коже, засиял рубиновым. Очевидно, она пыталась найти Морган, но, выругавшись, быстро бросила это занятие, когда поняла: если царица ведьм не хочет быть найденной, то и не будет.

Да, на улицу выбежали все… Кроме одного человека. И пазл наконец-то сложился.

– Что там произошло?

Зои только спустилась вниз и стояла на лестнице, когда я возвратилась в дом. Непослушные спиральки волос удерживал разноцветный платок из шелка, какие она обожала носить в былые времена, когда была обычной гадалкой из новоорлеанской лавки. Глаза, ярко-желтые с продолговатыми зрачками, метались от окна к окну, пытаясь разобраться в происходящем, а ногти давили на перила так сильно, что оставляли зазубрены.

В конце концов, ведьмы – прекрасные актрисы.

– Ты сама знаешь, – ответила я холодно. – Морган убила Дария. Все как ты и хотела.

– О чем ты, Одри? Я никогда…

– Не прикидывайся. Ты самая сильная провидица из моего ковена, Зои, даже сильнее Тюльпаны, – вздохнула я устало, прикладывая руку ко лбу. – Ты смогла увидеть, как сделать Джефферсона нашим должником, чтобы он не тронул Морган… Но не смогла предсказать, что в тот же день она умрет? Ха! Ни за что в это не поверю. Нет-нет… Ты ведь сама учила меня. – Я сделала шаг вперед, а Зои – шаг назад, едва не споткнувшись о ступеньку. – Цепочка. Одно событие влечет за собой другое. Ты сделала так, чтобы Дарий остался с Ферн наедине, зная, что она расскажет ему об Эхоидун. Если бы Джефферсон умер в школе «Арлингтон», Дарий не стал бы подозревать его и копать, а я бы, возможно, вообще не отправилась в Дуат. Следовательно, Дарий не поговорил бы с Ферн и не узнал о Морган. Цепочка была бы прервана… Но ты сделала все, чтобы подвести нас к этому моменту. Чтобы Морган убила Дария и отомстила за тебя.

Несколько секунд Зои не двигалась, до последнего изображая оскорбленную невинность, но затем… Ее лицо изменилось: уголки рта опустились вниз, глаза сузились и вдруг стали такими равнодушными, что на миг мне стало больно.

– Ты не знаешь, что он делал со мной в той камере…

– А откуда знаешь ты? Уверяла ведь, что не помнишь ничего!

– Такие вещи навсегда забыть невозможно. Они приходят во снах, в видениях… Я просто не хотела, чтобы Сэм знал, иначе началась бы бойня. Дарий – чудовище, как и все охотники. Он это заслужил, – произнесла Зои глухо, и я кивнула:

– Да, заслужил, но Морган – нет.

– Она бы все равно ожила… Эхоидун невозможно убить, – прошептала Зои пересохшими губами. – Пророчество – выдумка наивных охотников, не теряющих надежды. Я видела. Морган должна была убить, чтобы понять свою природу…

– Дело не в этом, Зои! – сорвалась на крик я, отчаянно всплеснув руками. – Умерла не Морган, а все хорошее, что в ней было. Ты не имела права!

Зои опустила голову и облокотилась о перила, выточенные из кедра, словно ей было тяжело стоять под давлением собственной лжи.