– Прости, – сказала она только, и я, фыркнув, распахнула шкаф в прихожей, выуживая оттуда настолько старую одежду, что было невозможно понять, женская она или мужская.

– Пусть Морган решает, прощать ли тебя, – ответила я, сбрасывая на пол пальто, чтобы нормально одеться. – Это ведь, считай, ты ее убила. Теперь я действительно верю, что ты Мари Лаво.

– Вот так новость! Ты не могла бы повторить это еще разок, Одри?

Мы обе вздрогнули и обернулись на дверь, но Сэм все прекрасно расслышал и с первого раза. Кажется, он начинал привыкать к тому безумию, что творилось в мире ведьм. Его брови поползли вверх, а из груди вырвался сдавленный смешок, но в остальном он остался абсолютно спокоен. Разве что взгляд, которым он смерил Зои, можно было смело назвать разочарованным. Она тихо ахнула в ответ, прикрыв ладонью рот, но, когда придумала внятные объяснения, Сэм уже вернулся на улицу, вытащив из тумбы карту Шамплейн, за которой и приходил. Напрочь забыв обо мне и о том, чтобы надеть верхнюю одежду, Зои бросилась за ним.

Я сочувственно цокнула языком и вернулась к шкафу. Что же… Зато ей будет чем заняться на досуге, вместо того чтобы строить козни.

По прагматичному завету Тюльпаны, полюбившей ковыряться в оранжерее, в этом шкафу висело одно тряпье для садоводства – проношенные до дыр или бесхозные вещи. В любой другой день я бы сгорела со стыда, если бы кто-то заметил меня в таком виде, но сейчас мне было абсолютно плевать. Утонув в гигантских штанах из плотной джинсы, наверняка когда-то принадлежавших Сэму, я туго затянула их ремнем и втиснулась в поношенный шерстяной свитер. Два шарфа, шапка, меховая дубленка. Последними я натянула варежки и лишь после этого наложила на себя еще и согревающие чары. Неизвестно, сколько времени мне придется провести в зимнем лесу за поисками Морган – на одно лишь колдовство я больше не стану уповать.

– Ты никуда не пойдешь, – заявил Коул, перехватив меня на пороге дома.

Глаза его вновь были тигриными, как когда-то раньше. Взгляд прирученного зверя, который, однако, не растерял дикости и сохранил когти. Он вцепился в мою варежку – мягко, но бескомпромиссно. Я осторожно дернулась, проверяя цепкость его хватки: нет, просто так не отпустит. Выражение лица Коула, хмурое и сосредоточенное, только подтверждало это.

– Сэм отправился по следам Диего и Морган прочесывать лес. От тебя там не будет никакого проку. Ты вообще смотрелась в зеркало? – спросил Коул, и когда я уже подумала обидеться и сказать, что это, между прочим, загородный кэжуал, он добавил: – Ты еле на ногах стоишь!

Я старалась не замечать этого, считая свою физическую слабость после возвращения из Дуата лишь отговоркой, но Коул был прав: стоять мне было тяжко. Шрамы на спине неистово горели, почти как в тот день, когда Коул нанес мне их, стоя на берегу осеннего озера, – Диего ведь предупреждал, что не стоит долго торчать в Дуате и вдобавок соваться туда уставшей, если не хочешь, чтобы старые раны вскрылись. Я мельком глянула на себя в трюмо: осунувшееся лицо с белыми щеками, а глаза красные-красные! Коленки дрожали так сильно, что я пружинила и раскачивалась, всего лишь стоя на месте. Зрелище было действительно жалким.

«Слушайся стража. Предоставь заботы Королеве».

– Я уже послушалась тебя однажды, – прошептала я себе под нос, натягивая шапку поглубже. – Больше я тебе не верю!

Коул недоуменно сощурился, но быстро понял, что я говорю не с ним. Приняв еще более озабоченный вид, он выпрямился во весь рост, загораживая дверной проем.

– Тогда я пойду с тобой, – сказал он решительно. – Подожди здесь. Я оденусь и…

– Джефферсон не в себе, – напомнила я, глянув в окно, где по-прежнему стоял зеленый фургон. Фары мигали, а в запотевших окнах мелькал мужской силуэт, разнося авто изнутри. – Ты должен быть здесь. Защищать мой ковен, как меня защищаешь. Лес Вермонта – мой дом. Если кто-то и может найти Морган, то только я. Обещаю, что буду ходить только по кромке леса! Посмотрю на следы, может, сумею придумать заклятие…

Коул забурчал, чудом сдерживая копящееся раздражение. Я могла только догадываться, как он устал быть единственным столпом и арбитром всего этого безобразия.

– Весь прошлый год что, мимо тебя прошел? – спросил он раздраженно. – Ковен – это семья, Одри! А в семье принято помогать друг другу. Сейчас нет ничего, что требовало бы твоего непосредственного участия. А что, если Паук объявится?!

Встрепенувшись, я быстро прошла в гостиную и, стараясь не смотреть на застывающие лужи крови, выскребла ногтем жемчужное колечко из-под барного глобуса. Розовая жемчужина отражала свет, и, глядя на кольцо, я не чувствовала никакой опасности, о чем и сообщила Коулу, вернувшись в холл:

– Паук сейчас под хребтом Аппалачи, это больше чем в семидесяти милях от Шарлотта. – И когда Коул уже открыл рот, чтобы выразить очередные сомнения, я закатала рукав дубленки и показала ему свою метку – мой лучший аргумент в любом споре. – А если мне будет угрожать опасность или потребуется помощь, ты сразу это почувствуешь.

В глубине души Коул понимал меня. Всегда понимал – единственный человек, который тоже не мог сидеть на месте, если другим угрожает опасность. Ведь не поэтому ли он стал детективом полиции? Испустив тяжкий вздох, Коул пропустил меня, молча наблюдая, как я выбегаю на улицу, предварительно чмокнув его в щеку.

– Только по кромке леса! – крикнул он мне вслед, хотя мы оба знали, что я зайду гораздо дальше.

«Все будет тихо во мраке могилы, но в дереве скоро появятся дыры».

За ночь зима расщедрилась на снег: тот доходил мне до икр, мешая переставлять ноги. Вскоре фургон Джефферсона, откуда доносился подозрительный лязг металла, остался позади, как и особняк с голубой черепицей. Солнце уже заходило за горизонт, и лес словно горел в его лучах. Однако блудных огней нигде не было видно, и это настораживало: неужто их так испугали охотники? Или же смерть самого колдовства, пусть и мимолетная?

Отыскав для начала тропу из мелких капелек крови, расцветающих на снегу, я пошла по ней, как по хлебным крошкам.

«Вот черви снаружи, вот черви внутри, танцуют на лбу у тебя до зари».

Казалось, песня становится тише. Хотя тропа из капель крови упрямо вела меня на юг, я почувствовала что-то неладное и повернула обратно. Но куда бы ни двигалась, песня продолжила затихать. В то же время нежный голос Морган в моей голове срывался, переходя в безутешное рыдание, и это подгоняло меня. Как я могу жалеть себя и отсиживаться, когда ведьме Шамплейн так плохо?!

Однако тело упрямо протестовало против моего благородства. Бороться с сугробами и ветром становилось все труднее, как и концентрировать внимание. Я огляделась и, сощурившись, заметила вдалеке поломанные деревья: клены, ели, сосны, хаотично разбросанные. Нет, такое ураган точно не мог устроить… Как не мог он и пролить столько крови, сколько здесь было: я нагнулась и увидела, что снег под моими ногами красный, как злополучный пол в гостиной особняка. Сердце пропустило несколько ударов, пока я не вспомнила: нет, Морган исцелилась. Я сама видела это, а значит, эта кровь точно принадлежала не ей. Пройдя чуть дальше, я убедилась в этом.