Я прижалась лбом к холодному оконному стеклу, глядя на то, что творится во дворе. Чрезмерная усталость придавала сцене некий налет сюрреализма.

Солнце садилось, полыхая золотом сквозь последние узорчатые листья каштанов. В угасающем свете ели казались почти черными, так же как и виселица с жуткими останками в центре двора. Рядом с кустами ежевики пылал костер, и вокруг него двигались черные тени, то исчезая, то появляясь на фоне пламени. Одни рубили топорами и ножами подвешенную тушу, другие оттаскивали прочь куски мяса и ведра с жиром. Возле огня кружили женщины в широких юбках, сгибаясь и разгибаясь, словно танцуя молчаливый танец.

В темноте среди орды демонов, кромсающих бизона, я рассмотрела высокую бледнолицую фигуру Брианны, управлявшей этим действом. Прежде чем я силой вернула Джейми на место, он прикинул, что вес бизона где-то под тонну. Брианна кивнула, передала сына Лиззи и обошла тушу по кругу, задумчиво склонив голову.

– Правильно, – согласилась она, и когда на дворе собрались полуодетые и небритые мужчины с выпученными от волнения глазами, стала отдавать четкие указания. Нужно было нарубить бревен и соорудить деревянную раму с блоком, способную поднять и удержать тонну мяса.

Мужчины, недовольные тем, что зверя завалили без их участия, сначала не обратили на нее внимания. Однако Брианна была сильной, энергичной, языкатой и чрезвычайно упрямой.

– Чей это удар? – спросила она Джорди Чишолма и его сыновей, подступивших к туше с ножами в руках, и указала на глубокую рану на шее зверя. Потом многозначительно сунула им под нос рукав, испачканный кровью. – А это чей? – Длинной босой ногой она изящно ткнула в сторону перерезанного горла. Вытекшая кровь пропитала землю во дворе. Мои чулки лежали на краю застывающей лужи, там, где я их сбросила, – они превратились в лохмотья и пропитались кровью, но опознать в них вещь, принадлежащую женщине, труда не составило.

Я заметила, что некоторые мужчины бросали хмурые взгляды в сторону дома, осознав, что Брианна все-таки дочка Хозяина. Забывать об этом не стоило.

Окончательно чашу весов в ее сторону склонил Роджер. Он окинул толпу холодным взглядом, а братья Линдси, сжимая топоры, встали у него за спиной.

– Это ее добыча! Делайте, как она велит.

Он расправил плечи, а его взгляд ясно намекал, что возражать не стоит.

Взглянув на него, Фергус пожал плечами и, схватившись единственной рукой за длинный и тонкий хвост, вежливо спросил:

– Где нам его подвесить, мадам?

Мужчины рассмеялись, смущенно посмотрели друг на друга, пожали плечами и неохотно приступили к работе под руководством Брианны.

Едва стемнело, а тушу уже почти разделали и распределили между семьями Риджа. Брианна знала, сколько ртов в каждой хижине, потому сразу делила на всех мясо и потроха. Даже Джейми не справился бы лучше, подумала я, чувствуя прилив гордости.

Я хотела, чтобы его перенесли наверх, в спальню, однако он предпочел остаться здесь и прислушиваться к тому, что происходило во дворе.

– Тушу почти разделали. – Я подошла и положила руку на его пылающий лоб. – Брианна отлично справилась, – добавила я, чтобы отвлечь нас обоих.

– Правда? – Он в оцепенении смотрел туда, где в горячем воздухе над очагом танцевали тени. Однако когда я заговорила, сразу вернулся в наш мир и ясными глазами взглянул на меня из-под отекших век. – Молодец!

Шкуру растянули на колышках для просушки, огромную печень нарезали, чтобы сразу поджарить, кишки замочили и оставили отмокать, бока отправили в коптильню, ломтики мяса завялят, а из жира приготовят мыло. Кости пойдут на бульон, а позже из них сделают пуговицы.

Мердо Линдси скромно принес копыта и рога и оставил на моем столе. Заслуженные трофеи за убийство быка. В моем времени матадорам достаются уши и хвост. Еще я получила желчный пузырь, который никому не был нужен, но все дружно решили, что я смогу найти медицинское применение чему угодно. Зеленоватая, слизкая штука размером с кулак лежала на блюде и выглядела весьма зловеще на фоне грязных отрубленных копыт.

Все обитатели Риджа собрались, когда услышали новость, пришел даже Ронни Синклер из бондарни у подножия горы. От быка почти ничего не осталось, разве что ободранный скелет. Я почувствовала слабый запах жареного мяса, горящего гикори и кофе и пошире распахнула окно, чтобы в комнату проникли аппетитные ароматы.

Порыв холодного воздуха донес смех и треск поленьев. В кабинете было жарко, и легкий ветерок остудил горящие щеки.

– Джейми, ты кушать хочешь? – спросила я. Сама я умирала от голода, но поняла это только сейчас, когда почувствовала запах еды.

– Нет, – сонно ответил он. – Ничего не хочется.

– Съешь хоть немного супа, прежде чем уснешь.

Я откинула волосы с его лица и нахмурилась. Лихорадочный румянец немного спал, или мне просто так показалось в неясном свете очага и свечи. Джейми выпил достаточно воды с медом и травяного чая, и глаза уже не западали от обезвоживания, но острые скулы и подбородок все еще резко выступали на его лице. Он не ел почти двое суток, а лихорадка, пожирающая тело, требовала много энергии.

– Мадам, вам нужен кипяток? – В дверях появилась Лиззи, еще более растрепанная, чем обычно. Она где-то потеряла платок, и чудесные белокурые волосы выбились из пучка. На руках она держала Джемми, который сжимал в кулаке ее светлые пряди, и каждый раз морщилась, когда малыш раздраженно их дергал.

– Мама… мама… мама, – хныкал он, постепенно повышая голос, и было ясно, что он уже давно повторяет это слово. – Мама… мама… МАМА!

– Нет, спасибо, Лиззи, у меня воды достаточно. А ну-ка прекратите, молодой человек! – Я взяла Джемми за руку и решительно разжала пухлые пальчики. – Нельзя дергать за волосы!

Из груды одеял раздался короткий смешок.

– Cаксоночка, да ты на себя посмотри.

– А?

Я обернулась и взглянула на него, а потом провела рукой по волосам. Естественно, мой чепец тоже куда-то запропастился, и волосы как пакля торчали во все стороны. Услышав слово «волосы» Джемми отпустил русые пряди Лиззи и вцепился в мои.

– Мама… мама… мама… мама…

– Фу! – сердито сказала я, отдирая его пальцы. – А ну отпусти! Кстати, почему ты еще не спишь?

– МАМА… МАМА… МАМА…

– Он к маме хочет, – зачем-то объяснила Лиззи. – Я его уже раз десять в колыбельку укладывала, а он вылезает, как только я отвернусь. Не удержать…

По комнате пронесся порыв сквозняка, раздув тлеющие в золе угольки, а потом по коридору прошлепали босые ноги.

Я, конечно, слышала выражение «кровавая баня», но не часто такое видела – разве что на поле боя. Брианна с головы до пят была покрыта засохшей кровью, словно в ней искупалась. Джемми испуганно уставился на мать, и кончики его губ поползли вниз.