Николаю. Вернулись к обеду домой и застали в Архангельском дядю Жоржа[189]. Об Фрикадельке, увы! ни слуху, ни духу! Вчера за завтраком в Ильинском[190] я объявила об ее исчезновении, и все страшно жалели бедную Фриканда-Фрикассе-Макарони!.. Тетушка Голицына с тетей Сашей[191] приезжали с нами прощаться вчера, а потом пошла укладка и разборка до вечера! После чая я сыграла семь партий в «Тальму» с тетей Вотей[192] и выиграла их подряд! Теперь пора собираться, еще много дела до отъезда. До свидания, прелесть моя. Будь пай. Поцелуй за меня ручки у Бабушки и обними Дюдюшу и Варвару Михайловну. Кланяйся тете Инне и <всем>. Крепко тебя обнимаю. Христос с тобой! Мама.

Николай тебя целует, кланяется всем, всем и будет писать из Парижа.

ГИМ ОПИ. Ф. 411 Ед. хр. 35. Л. 30–31 об.

* * *

Ровеньки

21 сентября 1896

Милый мой Фелюнка,

Вчера я писала Николаю, а сегодня тебе, и так буду продолжать еще недельку, надеюсь, не больше, т. к. очень скучно без вас и очень пора к вам вернуться! Сегодня утром Папа был на охоте с Захаровым и Османом – привез две утки. После завтрака мы отправились вместе за 6 верст отсюда и сделали загон, но ничего не видели. Иван приехал с самоваром и чаем, мы расположились под ивой в живописном местечке, напоминающем Крым, и начали пить чай, как вдруг появился незваный гость: из-под густой травы смотрела на нас не волк, не птица, не заяц, а… простая хрюшка, настоящая свинья: Мы угостили ее бисквитами, которые, по-видимому, ей очень понравились и которые она, конечно, в первый и в последний раз поела. Затем мы поехали дальше и сделали второй загон, более удачный: выскочили две лисицы и зайц[193]. Одну лисицу Папа убил, а те проскочили благополучно. Попалась еще одна куропатка, остальные улетели, также и перепелки – их Осман напугал, стал за ними гнаться, т. ч. невозможно было стрелять, за это ему досталось от Захара. Вернулись домой к 7-ми часам к обеду, а почта пришла без письма от вас! Теперь пора спать, Папа собирается завтра на охоту в 6 часов утра! Спи спокойно, ангел мой, целую тебя крепко, крошка. Завтра окончу письмо и, надеюсь, получу от вас известие, а то одних телеграмм нам мало!

Воскресение вечером

Отгадай, откуда мы приехали сейчас?.. Из театра! Да, нашелся театр в Ровеньках! Какая-то малороссийская труппа появилась, раскинула балаган на площади и сыграла очень недурно «Сватанье на Гончаривцы» сочинения Квитка – отца нашего приятеля. Приготовили для нас два таких торжественных трона, что мы испугались, сели рядом на стульях и посадили на почетные места Верещагина и полицейского офицера! Сегодня Папа был целый день на охоте, с 6 часов утра, и убил только одного зайца. Я же была у обедни, потом раздавала гостинцы детям. Пели хороводы, танцевали, приносили мне яйца, цветы, оживление было большое вокруг дома, погода чудная и даже жарко. Почта пришла опять без писем от вас, не понимаю, отчего не пишете! Завтра мы садимся в вагон вечером и ночуем на станции, а послезавтра рано утром поезд отходит на Ростов и на Кавказ. Надеюсь, что нам удастся приехать в Кореиз 30-го утром. Так скучно без вас, мои дорогие, и при том еще писем нет! Сегодня Кокетка лаяла на кошку целое утро. Кошка сидела высоко на беседке в саду, а «Крокет», как ее называет Верещагин, из себя выходила – прыгала, лаяла, вот ты бы хохотал! Папа только пошутил, когда объявил тебе, что она поедет в Петербург, – мы везем ее с собой, и ты будешь иметь удовольствие ее мучить в Кореизе. Надеюсь, что ты пай, большой пай, и что Дюдюша тобой довольна во всех отношениях. Помни, что это мое единственное утешение вдали от тебя. А теперь пора спать, от всего сердца тебя целую, дорогой мой мальчик, поцелуй ручки Бабушки и щечку Николая за меня и кланяйся Дюдюше, Варваре Михайловне.

Христос с тобой. Твоя мама.

Папа Вас обоих крепко целует.

ГИМ ОПИ. Ф. 411 Ед. хр. 35. Л. 34–37.

* * *

Лондон, 11/23 июня 1897

Дорогой мой мальчик,

Благодарю тебя за твое милое третье письмо, получила я его сейчас. Радуюсь, что и у Вас погода исправилась и что Вы, наконец, вполне можете наслаждаться прелестями морского берега. Тут у нас страшная суета и по улицам столько народа, что экипажи двигаются шагом. Торжества начались третьего дня. После большого обеда в Buckingham Palace нас представили королеве. Посреди огромной залы стояло ее кресло в виде трона. Она, бедняжка, никого не видит, но всем мило улыбается и молодцом сидит – такая важненькая! Вокруг нее стояли все принцы и принцессы, а мы все по очереди подходили с глубоким реверансом. После всех нас представлялись индийские принцы – они обнажали свои сабли и в знак покорности подавали ее королеве, которая слегка дотрагивалась до сабли рукой. Костюмы у них чудные, драгоценностей масса, и сами они красивые, рослые и чрезвычайно типичны. Я одного из них узнала по его громадным бриллиантам в ушах – он был здесь 10 лет тому назад на прежнем юбилее, а он меня, по-видимому, узнал по моей диадеме, так что мы друг на друга посмотрели, как старые знакомые! Музыка играла до 11 часов, все были ко мне очень милы и любезны, так что время прошло очень скоро и приятно. Концерт кончился английским гимном. Королевушка встала, с палочкой в одной руке, опираясь, с другой стороны, на рослого индийца и отправилась потихоньку во внутренние покои. Good save the Quenn! Вот и конец первого дня. Да, я забыла описать тебе мой туалет, что тебя вероятно интересует: платье от Ворта бледно-розовое, покрытое блестками, в виде росы, на голове большая жемчужная диадема, в ушах пелегрина, на шее большие перлы – одним словом, разоделась во всю, а ты не видал!

На другой день, утром рано (т. е. вчера) мы поднялись, разоделись и отправились смотреть на въезд. Поместили нас прекрасно – у самой церкви Св. Павла, куда процессия должна была собираться. Пришлось ждать около двух часов, наконец, раздался пушечный выстрел, колокола зазвенели (но уже, конечно, не так, как у нас!), и показалось начало процессии, конец которой был еще в Buckingham’ском дворце! Погода сразу прояснилась, и все осветилось лучами солнца. Впечатление было чудное. Конечно, въезды в России гораздо торжественнее и красивее, но что тут замечательно интересно