собой. Вытащив личные вещи из вездехода, проводил взглядом вполне твердо шагающую к лестнице Милену, дошел до пристройки, сбросил пожитки на кровать и по-простецки уселся на пороге, вытянув ноги в самодельных меховых тапочках и наслаждаясь тишиной, спокойствием и… открывшимся передо мной видом.

Не могу говорить за все Убежище.

Но Холл… вот он изменился не только радикально, но и скорей всего навсегда. Яркий свет, регулярно опускаемые рычаги, ровный поток тепла, исчезнувшие со стен предательские пятна сырости и пропавший снег в углах. Яркие украшения на чистых столах, дымящийся самовар, булькающий чем-то вкусным большой котел в дальнем углу. Подросший в размерах и в высоту лес кроватей и нар, представляющий собой наш монастырь с его мудрым настоятелем. Длинные грядки – пока без зеленых ростков, но это только начало. Там за узким проходом, что слева от меня, кладбищенская пещера, где помимо полных телами усопших трещин теперь тянутся по стенам длинные полки с растущей там съедобной травой и давшими первые ростки корнеплодами.

Как я уже успел узнать, за считанные дни без нас тут в Холле наконец созрел давно вынашиваемый план сразу у десятка еще крепких решительных стариков и они, объединившись, сварливо обсудив детали и распределив роли, снарядились, соорудили надплечную защиту от летающих тварей, вооружились рогатинами, прихватили с собой одного стрелка с винтовкой и двумя патронами, после чего перекрестились, поклонились и вышли наружу.

Вернулись они через полтора часа – чуть напуганные, но не растерявшие решительности. С собой они притащили собранный под снегом хворост, ведро нарубленных снежных червей для удобрения, санки с мешком, набитым мерзлыми комьями земли и трофейной лыжной палкой оранжевого цвета. Само собой, приняты добытчики были с бурным восторгом. Все найденное распределили по нужным местам, а сама стариковская бригада, где младшему было под семьдесят, отдохнула полдня, отоспалась и снова вышла в холод. На этот раз их не было несколько часов и тут в Бункере уже начали беспокоиться. Но бригада вернулась – с примерно теми же трофеями, но в большем количестве. На медведя им наткнуться не удалось – хотя выходили именно ради тестовой охоты и с подстраховкой в виде, намертво зажатой в дрожащих руках стрелка.

С тех пор они сходили уже шесть раз, выходя как минимум раз в сутки, собирая все подряд, но упор, в связи с резко изменившимся положением дел, делая упор на дрова и рубленных червей, ведь почву потихоньку добывали и в кладбищенской пещере, заодно, как мудро заметил один из старательных стариков, загодя копая могилки. Ну да – пока прорубишься сквозь толстый слой льда и снега, пока снимешь слой за слоем заледеневшую мертвую почву… так вот и образуется очередная могилка.

Второе «приобретение» Холла – женская агит-быт-бригада имени Креста. Снова бригада, снова самоорганизовавшаяся и выбравшая для себя странноватое определение и название. У них появилась своя председательница и ее помощницы, общее число участников достигло трех десятков человек и на этом пока остановилось. Все свободное время старушки посвящали уборке Холла и помощи совсем уж убогим и почти неподвижным – тормошили их, читали книги, стирали и штопали одежду, заставляли двигаться хоть немного, а порой и приобщали к общему труду. Так многие из лежачих научились вязанию из медвежьей шерсти и занялись производством шарфов и носков. Другие строгали столовую утварь из добытой снаружи оттаявшей древесины – ложки, двузубые вилки…

Холл преобразился. И большую часть давно назревавших положительных изменений произошло под постоянно звучавшим девизом «Хватит сидеть на шее Замка и Охотника!». Мне это никак не польстило, но и негатива не вызвало – скорее я был слегка обрадован, ведь именно этого сдвига в положении дел и общем взгляде на жизнь, и я добивался. И поэтому я был рад. Получилось…

- Выглядишь довольным, дружище – заметил подсевший ко мне Тихон, принесший с собой табуретку и с кряхтением усевшийся рядом – Любуешься делом рук своих?

Он кивнул на пространство Холла. Я кивнул и поправил:

- Любуюсь делом ваших рук. Вы всего сами достигли. А я так… притащил пяток медвежьих туш и не более.

- А еще напомнил нам всем, что мы люди, а не твари грязные – хмыкнул мудрый старичок – Сейчас чайку принесут горячего. И супчику похлебать.

- Это дело хорошее.

- Я уже попросил пока тебе не мешать. А то насели мы на тебя и продыху не даем.

- Все нормально – улыбнулся я и, покосившись на подкуривающего самокрутку Тихона, спросил – С чего вдруг такое лишнее переживание о моем покое?

- Ну дык… ты у нас один такой. Беречь тебя надо.

- Уже не один – рассмеялся я – Теперь почти все такие.

- Вот об этом и хотел с тобой поговорить. Вернее о тебе… я может и ошибаюсь, да буду только рад ошибиться…

- В чем?

- Я не из особо приметливых, но мне сам Бог велел на людей поглядывать да всякое подмечать, раз уж божьей волей назначили меня на пост игумена монастырского. На тебя особо не наглядишься – ведь нет тебя постоянно. Все-то ты в заботах о наших телах и душах по пустошам вьюжным мечешься – за что благодарны мы тебе зело.

- Не нужно лишнего – попросил я с мирной улыбкой – Говорите, как есть.

- Отстраняться ты стал, Охотник.

- От чего?

- Да от всего. Не словом, не делом, даже не душой, но отстраняться ты начал.

- Противоречите сами себе, батюшка – рассмеялся я.

- Не соглашусь – тихо произнес старик – Я ведь вижу. Раньше ты молчал, а теперь воссхваляешь всех, кто тебе в делах помогает. Воодушевляешь всех прилагать больше усилий, радуешься, видя как оживилось тут все. Посадил за управление вездехода другого человека…

- Так и надо поступать. Нельзя все важные функции сводить только на себя. Кто-то может быть лучшим охотником и самым добычливым – это можно. Но никак нельзя быть единственным охотником. Нельзя быть единственным, кто умеет управлять вездеходом.

- Я ведь не об этом…

- А о чем?

- Ну… вот гляжу как ты сидишь на пороге комнатушки своей, что так и не стала тебе домом… гляжу как ты тихо улыбаешься, любуясь делом рук своих и… есть у меня такое ощущение, что ты как бы заранее прощаешься со всеми нами. Будто… Будто Охотник сыграл свою роль и теперь может уходить со спокойной душой. Понимаешь?

Я неопределенно хмыкнул, посмотрел на Тихона и… промолчал, просто пожав плечами.