и оторвал помутневший взгляд от слишком искренних красных глаз.

Я успел узнать, насколько искусно умеют врать безрассудные ангелы.

— Умоляю! — заскулившая Ева вскочила из-за стола, на котором задребезжали тарелки, и подлетела ко мне, схватив ледяными руками за горящее лицо. — Поверь мне…

Слишком близко. Мои губы вспомнили, кажется, ещё осязаемый след от нашего последнего поцелуя, и болезненно скривились. Удивительной красоты мокрое лицо чуть меркло в тускнеющем свете люстры. Судорожно подрагивающая Никольская, напала на меня с крепкими объятиями, прижимаясь мокрой щекой, и со всей мочи зарыдала.

Я полагал, внутри уже нечему щемить. Но сморщился в надежде, что это убережёт меня не только от слёз, но и выскребающей внутренности сожаления.

Мне так жаль, правда… Кажется, я был недостаточно добр, чтобы когда-либо простить Еву. Может, если не Маша… я бы охотно позволил себе обмануться вновь?

Девчонка, заражая меня ознобом, вдруг обмерла, громко всхлипнув.

— Я л-люблю тебя, Лёнь! — вдруг проревела она мне на ухо, снова заходясь слезами.

Я съёжился от пробравшего тело трепета.

Как же не вовремя… Но теперь, когда бы она не призналась, всегда было поздно.

— И я тебя, — бледно шепнул я сопротивляющимися губами, — любил…

Ева медленно оторвалась горящим лицом от моей намокшей щеки, и мне, изнывающему от обнажившейся правды, стало видно. В её померкших глазах что-то бесповоротно надломилось. Девчонка горячо выдохнула через раскрасневшиеся приоткрытые губы и осталась стоять без новой порции воздуха, обречённо растаскивая моё лицо на воспоминания. Как и я её…

Чёрт возьми, да как можно так отыгрывать?

Никольская прикрыла воспалившиеся веки и двинулась ближе, явно желая забрать принадлежащий ей поцелуй, о котором я только и помышлял. Но позволить уже не мог.

Я мягко обхватил её за ладони, которыми она обнимала меня за голову, и, не выпуская из своих рук, убрал. Отрицательно покачал головой, заглядывая в напуганные распахнувшиеся глаза Евы. Поднялся со стула, распрямившись прямо над заскулившей девчонкой, пытающейся смотреть сквозь ручьи слёз. И, сжимая её ледяные пальцы, прослезился. Не смог сдержаться.

— Уходи, ладно?

Она сглотнула, борясь с накатывающим плачем.

— Мне нужно всё тебе рассказать! — надрывно затараторила Никольская. — Всё изменилось! Да, я правда хотела добраться до твоего прошлого! Хотела показать всем, какой ты на самом деле… Опозорить! А ты оказался такой замечательный… Лёнь! Я ненавидела тебя, даже не подозревая, через что ты прошёл!..

Ненавидела.

Ева сжала мои руки крепче, умоляюще впиваясь ногтями в кожу, но я через силу вздохнул и ускользнул от её прикосновений, ещё немного тянущихся мне вслед.

— Я никогда не пойму, правда… Не объясняй. Просто уходи.

Задрав футболку и торопливо отвернувшись к девчонке спиной, я протёр щиплющие глаза.

Она видела и знала всё без исключений. Но слёзы… уже чересчур.

— Успехов тебе в карьере журналиста, Никольская… Прощай. И захлопни дверь, когда будешь уходить.

***

Мои дорогие, настоятельно Вас прошу не называть имя анонима в комментариях во избежание спойлеров))

p. s. Хэппи-энду быть!

61. Пазл

— А ты знаешь, кто я такой?

— Конечно, знаю. Ты — Господин. Господин-герой-любовник.

— Это разве плохо? Быть героем-любовником?

— Отвратительно. Терпеть не могу таких мужиков, как ты!

Почему? Почему я не услышал раньше… Предупреждала ведь, единственное, в чём не соврала и бережно пронесла через весь тур… Тот наш первый разговор нужно было просто прервать и уйти, не оборачиваясь!

Я вспоминал весь грязный флирт. Не мог не сжиматься от всепоглощающего стыда. Одной задранной майки хватило зацепить «героя-любовника». Той же ночью я накатал контракт, пока девчонка, видимо, отправилась выпивать из «Подвала» на мероприятие, куда мы с парнями не дошли, добыла сплетни для свежего скандала. На следующий день я верно ждал её, отсыпающуюся, как сторожевой пёс, в ресторане, почивал, наплевав на собственные дела! А ведь Ева всего лишь надо мной смеялась…

— Ты подрабатываешь проституткой?

— Нет. Просто общаюсь с Господином на его языке.

Имела в виду, я руководствуюсь похотью? Оттоком крови от мозгов? Похоже, Никольская была жестоко права. А я, дурак, поверил, что её желание могло перерасти в нечто большее, чем вынужденный секс. Она былавынужденаменя соблазнять, чтобы заполучить тайны, пока я умудрялся хорошо ей приплачивать.

— И за это ты хочешь всего лишь двадцать пять процентов? Какая маленькая продюсерская комиссия.

— То есть, перепихон тебя не смущает?

— Знаешь… карьера мне важнее.

От этой внезапно всплывшей фразы, чувствуя, как бессильный плач начинает душить меня за горло, я укрыл ладонью сморщившееся лицо. В опустевшей комнате до сих пор пахло ирисками.

— Теперь он не сможет списать нас со счетов. Мы прогулялись по аэропорту в полном составе, ещё и с девчонкой. Все увидели. Пускай делает из этого сенсацию.

— Я думаю, он ничего не напишет. Слишком хорошая новость для его блога…

— О ком вы говорите? — Ева выглянула из-за подголовника с заднего сидения. — Что за журналист?

Её изумлённое выражение лица, лишённое всякой наигранности, возникло в моей памяти, щемя в занывающих рёбрах. Никольская была достойна голливудской премии за свои выдающиеся актёрские способности! Удивительно талантливая девушка! Удивительно… Ещё и вспомнившийся полный состав группы в салоне минивена, пока ещё не заражённый конфликтами по её вине, вынудил меня судорожно вздыхать.

— Ты притащилась прямо впритык! Я предупреждал, что меня злить — опасно для твоей психики?

— Да ну… Просто я уже привыкла приезжать прямо перед посадкой. Живу ведь в Петербурге, а в Москву мотаюсь по работе.

Туше моему рассудку! Я не разглядел в этом ничего предосудительного!

Как и в вырезах на её паршивых блузках, едва ли не до пупка! В полуголых променадах по коридору коттеджа! В агрессивных попытках забраться мне в штаны… Ева буквально ловила меня на живца, а я и рад был ловиться, игнорируя, её ловкие исчезновения. Ей было легко выезжать в город, пока мы часами корпели над записью альбома. Я сам подарил девчонке уйму свободного времени, когда изображал труднодоступного подонка!

— Помнишь же? Никаких поцелуев!

— Нет, я не могу без поцелуев! У тебя какая-то психологическая травма?

Я съёжился и перекатился по не застеленной кровати, источающей привычный запах, без которого у ни одного утра не оставалось смысла. Зажмурил глаза и уткнулся в её ледяную подушку.

Я тоже! Не представляю, как буду без поцелуев с тобой, Никольская!

Прикосновения жарких губ — агрессивные, звериные, в первый раз. Всё откровеннее и медленнее, с каждым последующим случаем… в её комнате, в моей. Пьяные в бассейне в последний день перед отлётом. Тепло её дыхания под курткой на открытой сцене фестиваля. Нетерпеливые вздохи, угождающие в мой рот, от ласк в душевой номера отеля. И множество повлечённых