Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Виндлайер в беспамятстве, он не сможет остановить меня. Керфу, скорее всего, нет до нас дела. Мне выпала отличная возможность убить Двалию и освободить нас всех. Корабль трясся и содрогался. Потом вдруг снова задрал нос и стал карабкаться на волну. Пол накренился, и Виндлайер покатился вниз.
Оружие. Мне нужно оружие! Но в каюте нет ничего подходящего. Ничего такого, что я могла бы использовать, чтобы убить Двалию…
Только Керф.
– Ты в плену. Как и я. – Я старалась говорить ровным, глубоким голосом. Как взрослая и умная, а не маленькая напуганная девочка. – Аларию они забрали у тебя и продали в рабство. А еще раньше ты из-за них навсегда потерял леди Шун, потому что они обманом заставили тебя привести ее к ним, вместо того чтобы отвезти домой. Помнишь, Керф? Помнишь, как они уволокли тебя в волшебный камень и ты едва не потерял рассудок? А потом они сделали это снова. И вот теперь они заманили тебя на корабль, который уносит тебя прочь из родной Калсиды, прочь от дома. – Как я ни старалась, мой голос звучал все пронзительней, пока я пыталась убедить Керфа, что с ним обошлись несправедливо.
Он ничего не ответил. И я отважилась поставить на кон все:
– Надо убить ее! Мы с тобой должны убить Двалию! Это единственный способ остановить ее!
– Ах ты, маленькая злобная дрянь! – завизжала Двалия.
Было слышно, как она заворочалась, пытаясь выбраться из койки, но из-за крена корабля она оказалась внизу, а я – наверху. Ждать, пока Керф решится, было нельзя. Он все еще с трудом соображал. Я попыталась бесшумно сползти вниз. Всего через несколько мгновений корабль выровняется, балансируя на гребне волны, надо успеть…
Я придвинулась к койке, кое-как выпрямилась и стала ощупью искать в темноте Двалию. Она пыталась встать. Главное было – не коснуться ее раньше времени, чтобы она до последнего мгновения не поняла, где я и что задумала. Примерно прикинула, где ее шея, и рванулась наугад, выставив руки перед собой. Сначала наткнулась на нос и подбородок, потом нашарила горло и вцепилась в него что есть силы обеими руками.
Двалия ударила меня по голове сбоку, в ухе зазвенело. Я давила и давила, но мои ладони были слишком малы: я лишь щипала ее шею, но придушить не могла. Она закричала на меня на незнакомом языке; в непонятных словах отчетливо звучала злоба. Я резко наклонилась, пытаясь вцепиться ей в глотку зубами, но промахнулась и укусила щеку. Понимая, что это ее не убьет, все равно изо всех сил стиснула зубы, вгрызаясь в ее мясистое лицо. Она заверещала и принялась колотить меня кулаками. Мне вдруг стало ясно, что она бьет меня, потому что боится, что, если попытается оторвать меня от себя, я прихвачу с собой ее щеку. Живое мясо куда жестче, чем приготовленное. Я вгрызалась в ее плоть, охваченная ненавистью и торжеством. Ее кулаки осыпали меня болезненными ударами, но скоро она за это поплатится. Я стиснула зубы и стала трепать ее щеку, как волк треплет кролика.
Тут нас вслепую нашарил Керф, и во мне вспыхнула надежда. Если Керф поможет мне, мы убьем ее. Корабль как раз выровнялся. Керф мог бы вытащить меч и проткнуть ее. Мне хотелось сказать ему это, но я не решалась разжать зубы. А потом, к моему ужасу, он схватил меня.
– Отпусти, – произнес он без выражения, словно во сне.
– Оттащи ее, – велел ему Виндлайер. Его только временно оглушило, а теперь он пришел в себя.
– Нет! Нет, нет, нет! – кричала Двалия.
Она схватила мою голову и прижала к себе, но Керф был сильнее. В тот самый миг, как мои зубы наконец сомкнулись, он рывком оттащил меня от Двалии, и кусок ее щеки оторвался и остался у меня во рту. Керф отбросил меня в сторону, будто лопату с песком. Я упала, выплюнула мясо Двалии и заскользила по полу, потому что корабль вновь накренился. Свалилась в угол и попыталась взять себя в руки. Двалия истошно вопила, Виндлайер ныл, требуя объяснить, что случилось, не ранена ли она и что ему делать. Меня тошнило из-за того, что я сделала. Кровь Двалии стекала по моему подбородку. Я облизала зубы и сплюнула остатки Двалии на пол.
Виндлайер квохтал над Двалией. Где Керф и что он собирается делать, я понятия не имела. «Выбирайся отсюда!» Как только она опомнится, она изобьет меня. Теперь я знала, какое наслаждение это ей доставляет. Теперь Двалия не остановится, пока не убьет меня.
В темноте и качке я уже не могла понять, где что. Корабль снова накренился, и меня прижало к стене. Я поползла вдоль нее, растопырив руки, но двери не нашла. Потом судно ударилось о стену воды и качнулось в сторону. С палубы донеслись отчаянные крики матросов. Похоже, мне угрожало нечто пострашнее Двалии. Но я решила, что сначала выберусь из каюты, куда-нибудь подальше от этой женщины, а потом уж буду бояться.
Когда корабль снова задрал нос, я нарочно соскользнула к противоположной стене. По пути запнулась о чей-то башмак – возможно, Керфа. Я плюхнулась на стену, нашарила дверь, открыла ее и вывалилась наружу. Крен снова изменился, и дверь захлопнулась за мной. Двалия продолжала во всю глотку проклинать меня. Интересно, скоро ли они поймут, что меня уже нет в каюте?
Я поползла по темной нижней палубе под раскачивающимися гамаками. Вокруг ругались и молились. Было слышно, как плакали взрослые мужчины. Я наткнулась на столб-подпорку, приостановилась и стала вспоминать, как выглядело пространство между палубами. Потом, когда корабль перевалил очередную волну, я доковыляла до следующего столба. Схватилась за него, подождала и двинулась дальше, мимо какого-то человека. Куда угодно, лишь бы подальше. Если корабль пойдет ко дну, я не хочу тонуть рядом с Двалией.
Касательно Белого-самородка, известного как Любимый.
Нам не удалось подтвердить данные о деревне, где он родился. Все записи о его прибытии в Клеррес либо потеряны в результате неправильного хранения, либо уничтожены. Лично я считаю, что Любимый каким-то образом проник в наши архивы, разыскал все записи, касающиеся его и его семьи, и спрятал или уничтожил их.
Хотя сразу по прибытии Любимый был послушен, вскоре он сделался неуправляемым, чрезмерно любопытным, лживым и подозрительным. Он упрямо верил, что является истинным Белым Пророком, и не желал прислушиваться, когда мы пытались объяснить ему, что из нескольких возможных пророков Слуги выбирают того, кто лучше всего подходит для этой задачи. Ни кнут, ни пряник не могли заставить его выбросить это из головы.
Хотя, достигнув возраста размножения, он мог бы стать ценным производителем, было бы опасно для прочих Белых, учитывая его нрав и невоздержанность в высказываниях, и далее разрешать ему свободно общаться с ним.
Вот мое мнение, которое я представляю на суд трех других. Мы ошиблись, решив холить и лелеять этого мальчика. Мы собирались умаслить его ощущением безопасности и пожинать его сны. Однако на деле мы лишь поощрили в нем непокорность и скрытность. Если мы позволим ему и дальше бродить на свободе, посещать деревню и общаться с прочими нашими подопечными, не миновать беды.