– Зачем ты похитила меня? Что ты собираешься со мной сделать? – отчетливо и громко произнесла я в темноте.

Двалия шумно заворочалась на койке, когда корабль опять резко качнуло.

– Сделай так, чтобы она помалкивала! – велела она Виндлайеру. – Усыпи ее!

– А он не может! Я знаю, как защитить от него свои мысли! Он не может управлять мной.

– Ну, тогда я сама! Я могу усмирить тебя палкой, так что лучше заткнись по-хорошему!

Она пыталась угрожать мне, но в голосе ее под тонким слоем злобы пряталась боль. И тень страха. Корабль снова накренился, и меня вжало в угол. Я чувствовала себя котенком, которого посадили в ящик и трясут. Но я напомнила себе, что матросы на палубе выглядели ужасно занятыми и напряженными, но не напуганными. Нельзя было бояться.

– У тебя нет палки, а если бы и была, ты не видишь, где я и куда бить. Ты что, боишься ответить мне? Зачем ты меня похитила? Что ты собираешься со мной сделать?

Она вдруг села на койке: это было ясно по тому, как зашуршало одеяло, а потом раздался глухой удар, когда Двалия стукнулась головой о верхнюю койку. Я хихикнула – сначала сдавленно, потом в полный голос. Сидя в темноте, в раскачивающейся каюте и дразня Двалию, я вдруг ощутила странную власть над ней.

Потом подлила масла в огонь:

– А если корабль потонет? Все твои планы пойдут прахом! Только представь: корабль идет ко дну, а мы сидим тут. Даже если и выберемся из каюты, нам нипочем не найти люк в темноте. Мы все умрем здесь, когда в трюм хлынет ледяная вода и затопит нас. Или, может, корабль сначала перевернется?

Виндлайер прерывисто втянул воздух. Мне было жалко его, но в то же время казалось: а вот и поделом! Разве я не имею права заставить их почувствовать себя такими же напуганными и несчастными, какой чувствовала себя я, когда они увезли меня из дому?

Корабль накренился, потом мы как будто налетели на что-то, но двинулись дальше. Тут Двалию вырвало. Рядом с ее койкой стояло ведро, но, судя по звуку, скупая струйка рвоты расплескалась по полу. Дурной запах усилился.

– Ты думала, что я – Нежданный Сын. А потом решила, что нет. Так вот, я думаю – я и есть он! Я меняю мир прямо сейчас. И ты никогда не узнаешь, как я его изменю, потому что, по-моему, не дотянешь живой до ближайшего порта. Ты явно похудела и ослабла. А если ты умрешь и Виндлайер останется один с нами? Вряд ли я поеду в этот ваш Клеррес! – И я снова засмеялась.

На мгновение воцарилась тишина, словно буря утихла и корабль замер. В этой тишине Двалия заговорила:

– Что я с тобой сделаю? То же, что сделала с твоим отцом! Я разорву тебя в клочья! Я вытяну из тебя все тайны, даже если для этого мне придется содрать с тебя кожу дюйм за дюймом! А когда я закончу с тобой, то отдам тебя заводчикам. Они давно уже хотели заполучить кого-то из твоей породы. Как бы я ни изуродовала тебя, думаю, они уж найдут кого-нибудь, кто будет насиловать тебя до тех пор, пока ты не понесешь. Ты молода. Думаю, они сумеют получить с тебя пару десятков младенцев, прежде чем твое тело откажет. – И она издала странный звук, будто каркнула.

Я никогда не слышала раньше, чтобы Двалия смеялась, но сразу поняла, что это был смех. Страх, ледяной страх, холоднее забортной воды, волной вздыбился во мне. Растерянность захватила власть надо мной. Что она там говорила? Я попыталась отыскать в себе былую уверенность:

– Ничего ты моему отцу не сделала! Ты его и в глаза не видела!

Повисло молчание, пол накренился в другую сторону, и было слышно, как трутся друг о друга доски корабля. Потом Двалия заговорила снова, голосом самой тьмы:

– Да ну? Так ты даже не знаешь, кто твой отец!

– Я знаю своего отца!

– Правда? Ты видела его светлые волосы и глаза? Его насмешливую улыбку и руки с длинными пальцами? Думаю, нет. Я ослепила эти глаза! Я навсегда прогнала из них насмешку! И я срезала подушечки с длинных пальчиков твоего отца! Это уже после того, как выдернула его ногти, потихоньку-понемногу… Больше он никогда не сможет жонглировать, не достанет яблоко из воздуха! Я сняла кожу с его стоп – медленно, очень медленно! А потом я зажала его левую ступню в тисках и стала медленно-медленно сжимать, закручивая винт не более чем на четверть оборота при каждом вопросе. Не важно, отвечал он или нет. Я спрашивала, он выкрикивал что-то или рыдал. И я поворачивала винт. Все туже и туже, и свод его стопы вспучивался, вспучивался, а потом – хрясь! – Она снова закаркала.

Виндлайер шумно и часто дышал в темноте. Что он сдерживает – смех или слезы?

– Кости не выдержали и сломались. Одна осталась торчать вверх, словно крохотная башня из слоновой кости. О, как же он вопил! Я стояла рядом, я смотрела наверх, на моих зрителей, я ждала и ждала, пока он не умолк, потому что у него не осталось сил кричать. И тогда я повернула винт еще на четверть оборота.

На долгое мгновение мир вокруг меня замер в неподвижности. Казалось, даже корабль повис без движения, почти что ровно. Отец, которого я не знала? Отец, которого пытала Двалия… Кого-то она точно пытала, в этом я не сомневалась. Она описала это так, будто рассказывала о самом изысканном блюде, которое пробовала, или о самой чудесной песне, которую слышала. Но мой отец? Своего отца я знаю. Он также отец Неттл, и все эти годы он был мужем мамы. Разумеется, он – мой отец.

Но мой мир летел в тартарары, как корабль в бурю, и я не могла не задаться вопросом: а что, если это на самом деле не мой отец? Что, если он никогда не был моим отцом? Баррич же не был отцом Неттл. И до меня много детей вырастили приемные родители. Но Молли была моей матерью. В этом я не сомневалась ни мгновения. Если только… Мне в голову пришло такое про маму, что и подумать страшно. Но это объяснило бы, почему я так не похожа на него… И почему он так легко бросил меня в тот день. Он сказал – ему нужно идти, нужно спасать искалеченного старого попрошайку. Слепого нищего со сломанной рукой и искалеченной, выпирающей вверх ступней…

Тут корабль медленно, тошнотворно накренился. Мне показалось, будто он встал торчком на носу. Мы движемся или стоим на месте? Я не могла понять, пока не раздался удар, мощный и в то же время глухой. Что-то стукнулось о стену рядом со мной, а потом, когда корабль попытался выровняться, свалилось на пол. Я почувствовала, как он начал тонуть и вдруг выпрыгнул на поверхность как пробка. Даже тут, под палубой, я слышала, как наверху затрещало дерево и закричали матросы. Что случилось?

– Судя по звуку, мы потеряли часть такелажа. Может, даже мачту, – раздался глубокий голос Керфа. Эти слова он выговорил медленно, потом будто спохватился и встревоженно спросил: – Куда мы плывем? Когда это мы успели сесть на корабль? Я вез свою добычу, свою женщину домой к матери! Где она? Как мы тут очутились?

– Усмири его! – крикнула Двалия Виндлайеру, но тот не отозвался.

Я вытянула ногу и уперлась ею во что-то мягкое и податливое, лежащее на полу.

– Кажется, Виндлайер ударился головой, – сказала я и тут же мысленно обругала себя за глупость.