По словам ван Верневейка, который усердно записывал все, они брали с собой «кинжалы, луки, вилы, пики, пистоли и наручи», а крестьяне, у которых не было длинного оружия, «привязывали к палкам ножи или брали с собой косы». Губернатор беспомощно наблюдал за происходящим. Виглиус ван Айтта, председатель Государственного совета, предвидел надвигающуюся бурю. 2 августа 1566 года он писал: «Город Ипр [охвачен] большим волнением из-за того, что большие отряды, так хорошо вооруженные, как будто собираются на войну, тысячами выходят на собрания под открытым небом. Опасение вызывают монастыри и духовенство, которые пострадают первыми, а после того, как огонь разгорится, пожар будет быстро распространяться».

То, что Виглиус упомянул Ипр, не было случайностью. Западный квартал города находился в двух шагах от французской границы, где гугеноты, французские кальвинисты, с оружием в руках отстаивали свободу вероисповедания. Кроме того, этот регион был одним из тех, что больше всего пострадали от международных торговых конфликтов в экономическом плане.

Неспособность наместников сдержать продолжающиеся беспорядки привела к обострению. В итоге кальвинистский шляпник и проповедник из Ипра по имени Себастьян Матте поджег фитиль мятежа. Матте пришлось бежать в Англию в 1563 году, но три года спустя он вернулся во Фландрию, где и возобновил проповеди. Матте нашел последователей среди тысяч безработных, которые с энтузиазмом откликнулись на его проповеди. С их помощью он сформировал своего рода вооруженную народную армию.

1 августа Матте привел 2000 своих вооруженных сторонников в Верне и потребовал разрешения войти в город. Городской судья, опасаясь, что Матте хочет захватить город, решительно отказался открывать ворота. Проповедник вместе со своими последователями был вынужден ретироваться, а затем они объехали Вестхук, призывая своих сторонников «очистить церкви и часовни от любых идолов». 9 августа 1566 года внутреннее убранство церкви Кромбеке, расположенной недалеко от Поперинге, сначала разгромили, а затем разграбили. День спустя та же участь настигла Стеенворде, а затем – Байёль, Кортрейк, Менен, Сент-Омер, Ондскот и Поперинге. Волна разрушений пронеслась по Нидерландам со скоростью лесного пожара.

20 августа настала очередь Антверпена, а дальше – Мехелена, Гента, Мидделбурга, Бреды, Хертогенбоса и так на север – до Гааги, Утрехта и Амстердама. Эта разрушительная лавина не возникла сама по себе. Кальвин ранее открыто выступал против так называемого почитания идолов и несколько раз призывал к уничтожению изображений, которые, по его мнению, «оскорбляли Бога».

Иконоборчество проходило в истинно партизанском стиле. Несомненно, возникали и стихийные восстания, поскольку в одной только Западной Фландрии было разграблено и разрушено по меньшей мере 400 монастырей и церквей. Однако несомненно, что многие из этих действий были спланированы заранее.

В больших городах кальвинистские церковные советы вербовали и содержали постоянное ядро из 50–100 иконоборцев для разорения церквей. В небольших городах и деревнях с подобным призывом часто выступали местные торговцы или проповедники.

На самом деле для разжигания насилия не потребовалось ничего большего. Лютеранин Годеверт ван Хехт засвидетельствовал, как 20 августа во время шествия в центре Антверпена зрители начали громко насмехаться над участниками процессии, когда те возвращались в церковь. В этой церкви присутствовало 200 кальвинистов, которые громко распевали псалмы и отказывались ее покидать. Затем туда подошли кальвинистские ударные отряды, которые разрушили все внутреннее убранство, таща за собой пожарные лестницы, чтобы разбить статуи, установленные высоко.

Волна разрушений поглощала и прочие церкви и монастыри города. Ван Хехт писал, что иконоборцы заняты до поздней ночи и что «церкви повсюду были завалены разорванными Священными Писаниями и книгами – а в некоторых помещениях приходилось пробираться на коленях по разорванной бумаге и пергаменту».

В Генте, по словам ван Верневейка, священников оскорбляли на улицах, называя «еретиками, инквизиторами, тиранами и гонителями, любителями есть человеческую плоть, как каннибалы». Как бы то ни было, духовенство приняло меры предосторожности и спрятало самые ценные экспонаты из церквей и монастырей. Среди них был великолепный Гентский алтарь, написанный братьями ван Эйк и выставленный в соборе Святого Бавона, – его заблаговременно разобрали и спрятали в башнях церкви.

Все, что еще оставалось в церквах и монастырях, продолжало подвергаться нападкам.

Витражи забрасывали камнями, глаза и лица святых на картинах вырезали ножами, дома, в которых хранилось Святое причастие, громили, статуи святых сбрасывали с постаментов, а отцы давали детям маленькие молоточки, чтобы те крушили статуи. Алтарный стол в натуральную величину в церкви Святого Николая сбросили и утащили под крики «Выходи, Маайке [Мария], ты достаточно долго пролежала в родильнице, теперь пора шевелиться». Ограда, стенные панели, стулья, скамейки, ворота и кровля были полностью растащены на дрова.

Ван Верневейк писал, что иконоборцы в монастырях «в трапезной и пивном погребе пиво [пили] из блюдец и всего, что могли найти, поскольку не брали из дома посуду для питья, так что иногда, из-за отсутствия сосудов, они использовали шляпы и боннеты. Пол клуатра мокрый, залит пивом и другими напитками… так, что в пиве можно было ходить по самые башмаки. Некоторые из них, люди обеспеченные, швыряли в стену масло и посыпали под ноги перец; сахар с корицей, шафран и тому подобное тоже растоптали. Однако наибольший ущерб понесли книги». В Генте в кратчайшие сроки разграбили или разобрали на лом семь приходских церквей, одну коллегиальную церковь, 25 монастырей, десять больниц и семь часовен. Некоторые иконоборцы воспользовались случаем, чтобы сбросить с пьедесталов статуи императора Карла и его брата Фердинанда, стоявшие у императорских ворот.

Иконоборчество свирепствовало в Нидерландах, но не везде столь интенсивно. Например, Брюгге избежал этой участи, потому что городской магистрат вовремя собрал более 1000 солдат для защиты города. Благодаря этому повстанцы благоразумно проигнорировали город. Такие города, как Гент и Нарден в Северной Голландии, заранее убрали статуи в безопасное место: спрятали, закопали или даже замуровали кирпичом. Роттердам, Гауда, Дордрехт, Арнем и Неймеген крепко заперли городские ворота от «нарушителей церковного порядка». То, что можно было спасти из произведений религиозного искусства, часто оказывалось в общественных зданиях. Тем не менее благодаря мародерству частные коллекционеры смогли пополнить свои коллекции оригинальными произведениями XV и XVI веков.

«Прощай, принц без родины»

Маргарита Пармская оказалась в затруднительном положении. Члены отрядов городской обороны зачастую просто разрешали мятежникам заниматься самоуправством. Дворянство не одобряло иконоборчество, но решительно отказалось выступать против кальвинистов во время погромов из страха утратить поддержку народных масс. Такие дворяне, как Бредероде, лидер гёзов, и Кулемборг, сами участвовали в уничтожении реликвий и статуй святых, находившихся в их владениях. Принц Оранский воздержался от насилия в отношении иконоборцев, потому что, по его же словам, искал дипломатический способ решения проблемы. Только граф Эгмонт заявил