Вождь вздохнул, он тоже волновался, когда найденный огромный кувшин оказался настолько тяжел, что пришлось обвязать веревками. Подняли с трудом, а когда вытаскивали, бок вывалился, кувшин распался на черепки. Часть золотых монет высыпалась на землю вождю под ноги, часть рухнула золотым водопадом обратно в яму.

Я улыбнулся, подмигнул вождю и вскочил в седло.

Наши дозорные обратили внимание на высокую башню далеко впереди. Чересчур высокую. Я просто отказывался верить в подобные пропорции, но Смит с жаром уверял, что Древние могли все, ну буквально все и даже немножко больше.

К полудню башня приблизилась, я разглядел блестящую крышу, а когда солнце перешло на эту сторону неба и озарило золотыми лучами, стало видно, что две трети того, что выглядит башней, является монолитной горой, обрывистая со всех сторон, а сама башня на вершине. Однако кажется настолько полным продолжением, что я отказывался воспринимать башню как нечто отдельное.

– Страх Господень, – проговорил брат Кадфаэль и перекрестился. – Не верю, что это сделали руки человеческие.

– Ты еще не видел египетские пирамиды, – пробормотал я.

– Что не видел?

– Да так, говорю, что, по Оккаму, не стоит везде приплетать джиннов да колдунов.

– Кто такой Оккам?

– Мудрец, который проповедовал, что прежде чем ссылаться на волю Божью или козни дьявола, надо сперва со всех сторон проверить, нельзя ли обойтись без них.

Он долго ехал молча, наконец пробормотал:

– Смелый…

– Мудрый!

– Нет, сэр Ричард, смелый. За такое можно и на костер! Смотря к кому попадешь. Если к умным инквизиторам, те скажут, что все верно: Господь дал человеку много сил, дабы тот сам творил и строил, а не просил подачек, а дурак скажет, что это подрыв веры в Бога…

Солнце оказывалось то справа, то слева, а то и вовсе светит в глаза, хотя должно бы жечь прямо в темечко. Правда, мы сейчас с холма на холм с такой скоростью, что уже булькает в животе, а только вчера гнали по ровному как стол участку. И почему дорога виляет, почему нет прямых дорог? Это не дорога, а след гигантской змеи, что обходила только ей видимые препятствия.

Мелькнула мысль, что у дороги могла сохраняться генетическая память, вот сейчас обходит некогда величественные дворцы, научно-исследовательские институты Пространства и Времени, космопорты… ну, а эта извилистость – мода такая была, эстеты хреновы, по прямой – слишком просто, примитивно, а вот петлять – это так изысканно…

Кадфаэль часто поглядывал в сторону темных деревьев, и то крестился, шепча молитвы, то сжимал в ладони крест и делал отгоняющие жесты. Сэр Смит крестился еще чаще и тоже тискал в ладони, только амулет, а не крестик, еще читал молитву и плевал через левое плечо, что самое что ни есть языческое деяние, запрещенное церковью.

Когда дорога подходила к деревьям близко, под копытами чавкало, дорога стала узкой. Да и не очень-то хотелось подходить близко к лесу, я два-три раза видел наблюдающие за нами огромные глаза. В полутьме смутно проступают огромные тела, иногда казалось, что во влажном полумраке прячутся огромные жабы с множеством жабенят на спине.

Затем чавканье сменилось сухим стуком, влажный лес отодвинулся, кони бодро понесли по сухой, прокаленной земле. Эбергард поглядывал с опасением, но без особой тревоги. Конь под ним тоже идет спокойно, даже ушами не прядает.

Мы проехали еще полдня, солнце поднялось к зениту. Я наконец рассмотрел, что это вовсе не башня, просто мое воображение сыграло шутку: мол, там может быть построена только башня. Однако это настоящая крепость, невероятно огромная, с чудовищно высокими стенами, еще более высоким замком в центре. Все сложено из серого гранита, так что сама крепость и гора кажутся единым монолитом.

Вблизи башни еще и глубокая щель в каменистой земле, идет дугой, с двух сторон защищает башню, а с единственной оставшейся можем пройти буквально над краем пропасти…

Кони ступают очень осторожно, всхрапывают, прядают ушами. Я оглядывался на Кадфаэля, что-то слишком уж углубился в высокие думы. Сэр Смит впереди, остальных не видно: все едем по одному цепочкой. Коней трясет, правым стременем задеваем отвесную стену, в то время как другая нога всадника зависает над бездонной пропастью. Я не успел уловить, когда монолит сменился кладкой, но вот уже справа скользит вроде бы тот же серый гранит, но теперь разделенный на огромные плиты, как их затаскивали, непонятно.

На подходе к замку пришлось проталкиваться через стадо блеющих овец, сэр Смит подивился их упитанности, а брат Кадфаэль нравоучительно заметил, что и Христос был пастухом до того, как стал пасти людей.

Замок выглядит массивным и грозным, его опоясывает широкий ров с водой, мост поднят, но мрачность и грозность улетучились, как дымок под напором ветерка. Когда мы подъехали ко рву, там плещется видимо-невидимо гусей и уток, вода у краев заросла болотными травами, видно, как выпрыгивает рыба, а утки жадно щиплют сочные стебли.

С той стороны берег крут, но в двух местах срыт на расстоянии трех шагов. Не иначе, чтобы утки и гуси могли без помех ходить в уже свой приватизированный ров. Да и вообще, глядя на замок, создается впечатление, что основатели были людьми суровыми и жестокими, а нынешнее поколение уже куда больше хозяйственники, чем воины.

Сэр Смит отметил, что мост из новеньких бревен и досок, цепи не скрипят, вообще замок выглядит новеньким и ухоженным. Я инстинктивно ждал, что вот-вот затонет опускаемый мост из толстых бревен, однако сверху раздался строгий голос:

– Кто такие? По какому делу?

Граф Эбергард вскинул голову, холодным тоном без следа учтивости произнес громко:

– Его светлость граф Легольс со свитой!.. Возвращается с Каталаунского турнира.

Наверху посовещались, с раздражающей неспешностью заскрипели ворота. Мы пустили коней еще неспешнее, все-таки мы все – рыцари, все на боевых конях и при оружии, да не подумают, что намереваемся захватить замок.

По ту сторону ворот уже встречала большая группа вооруженных людей, среди которых копейщиков становилось все больше. Вперед вышел рослый мужчина в прекрасном легком доспехе, на поясе короткий меч с рубином в навершии, сказал отрывисто:

– Добро пожаловать!.. Его светлости герцогу Гослингу уже послан человек. Прошу вас, обождите здесь. Можете спешиться, у вас кони едва не падают, им нужен отдых.

Граф Эбергард первым покинул седло, конь едва не вознес благодарственную молитву Господу, остальные тоже вздыхали с великим облегчением и с надеждой косились по сторонам: неужто наконец отдых? Челядь расхватала коней, сэр Смит отправился проследить, как устроят его верного друга, а мы дождались, пока из донжона вышел прямой, хотя и массивный мужчина в дорогой красной с черным мантии, всем обликом похож на льва: свирепый и в то же время царственный вид, копна волос того соломенного цвета, который у людей благородного сословия принято называть золотым, широкие плечи, массивный торс, мантия расписана оскаленными львами, тиграми, барсами и медведями. Глаза сверкали, а когда заговорил, голос был именно таким, как я ожидал: низким, рыкающим, понуждающим сразу признать его мощь и преклонить спину.