Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он с трудом придвинулся еще ближе к ней и поднес к губам подол ее платья. — Прощайте, — молвил он с едва заметной улыбкой. — Поначалу держитесь за скалами, а затем идите вниз по течению реки. Не думайте обо мне плохо. Прощайте.
— Уже поздно, — сказала она. — Я вижу реку через проем между валунами. Одно из их двух каноэ только что проплыло вниз по реке. В нем сидели семеро рикахекриан и мулат. Я видела его ясно, поскольку они гребли близко к берегу, глядя на лес. Они высадятся ниже по течению и начнут искать наш след. А не найдя его, смекнут, что мы находимся между ними и остальной частью их отряда, и нападут на нас сзади. Если я сейчас уйду, они заметят меня. Мне уйти?
— Нет, нет, — простонал Лэндлесс. — Теперь уже поздно. Хоть бы вам помог Бог. Сам я не могу этого сделать.
Крупные слезы выступили на ее глазах и покатились по ее белым щекам.
— О, почему, — горестно промолвила она, — Бог попустил вас пораниться?
Она повернулась к валуну у которого стояла, и, закрыв лицо согнутой рукой, тихо зарыдала. От этих звуков у Лэндлесса, сидящего у ее ног, защемило сердце.
Но вскоре рыдания прекратились. Она сделала долгий судорожный вдох и смахнула с глаз слезы. Ее руки непроизвольно, чисто по-женски коснулись растрепанных волос, и она поглядела на него с вымученной улыбкой.
— Я не хотела быть такой трусихой, — просто сказала она. — Но теперь я буду храброй.
— Вы самая храбрая женщина на свете, — отвечал он.
Под ними колыхался разноцветный лес, полный победно реющих багряных и золотых знамен. Крепкий южный ветер доносил до них шум, похожий на шепот множества людей. Сверкающая река журчала в тростниках и на гладких камнях, а воздух был полон хлопанья крыльев, поскольку громадные стаи птиц подымались с воды, словно темный дым, либо задевали ее поверхность, вздымая мириады бриллиантовых брызг. По всему горизонту громоздились исполинские скопления облаков, фантастические замки из сказки про Джека-победителя великанов — со стенами, башнями и бастионами, возведенными из жемчуга и кораллов высоковысоко над землей. А выше них ярко синели безмятежные небеса.
Души двоих обреченных щедро омывали великолепие, тепло и красота мира, который им вскоре предстояло покинуть. И в сердце своем и он, и она уже попрощались с этим миром. Патриция стояла, запрокинув голову, и ясными глазами вглядывалась в лазоревое небо.
— Я стараюсь думать, — молвила она, — что смерть не так уж горька. Нынче вокруг красиво, но завтра будет еще прекраснее. Ибо мы никогда больше не будем ни уставать, ни бояться, и нам никогда более не будет грозить опасность. Мне не страшно умереть, но если бы смерть могла прийти к нам прямо сейчас, быстро, беззвучно вот с этого голубого неба, без крови… без ужасов…
Она замолкла, и по телу ее пробежала дрожь. Ее глаза закрылись, и она прислонилась к скале. Лэндлесс смотрел на ее прекрасное бледное лицо, на подрагивающие веки, на коралловую нижнюю губу, прикушенную жемчужными зубами, и его терзали жалость и отчаяние. В его мозгу проносились жуткие картины индейских пыток, он видел, как она корчится, слышал крики боли… Если он убьет мулата, может статься, что ее конец окажется именно таким; если же мулат останется жив, она наверняка убьет себя сама. Он отдал ей нож, принадлежавший Монакатоке, и она хранила этот клинок за корсажем… Великолепие осеннего дня померкло, и душу Годфри наполнила скорбь; ему казалось, что до нынешнего дня он никогда не страдал. На его теле выступил холодный пот, и с криком ярости и отчаяния он ударил по своей раненой ноге, как если бы она была его смертельным врагом. Девушка вскрикнула, услыхав звук этого удара.
— О, нет, нет, что вы делаете? Вы сбили повязку, и у вас опять идет кровь.
Несмотря на его возражения, она очень нежно и осторожно поправила шейный платок, которым была перевязана его размозженная нога.
— Должно быть, вам ужасно больно, — с жалостью сказала она.
Она взял ее маленькие руки в свои и поцеловал их.
— О, сударыня, — простонал он, — видит Бог, я бы отдал всю свою кровь каплю за каплей, отдал бы тысячу раз, лишь бы спасти вас. Смерть для меня пустяк, а жизнь не так сладка, чтобы я за нее держался. Могила — менее страшная тюрьма, чем земные темницы, и думаю, Бог окажется более милосердным судьей. Но вы — вы, такая юная и прекрасная, имеющая друзей, имеющая любовь…
Жестом, полным достоинства и нежности, она сделала ему знак замолчать.
— Та моя жизнь ушла навсегда — ее отделяют от нас тысячи миль и целые века. Тот мир дальше от нас, чем звезды, и ныне мы куда ближе к раю, чем к нему… Странно думать, как нас, вас и меня, принесло к этим скалам. Год назад мы никогда не видели друг друга, никогда не слышали имен друг друга, и все же вы приближались к этим скалам из тюрьмы и по океану, а я двигалась вам навстречу… И они станут местом нашей гибели, и мы умрем вместе, и, быть может, завтра малиновки засыплют нас листьями, как тех малых детей, оставленных на смерть в лесу в старой сказке. Те умершие дети были братом и сестрой. Когда придет наш час, я не буду бояться, ведь я буду с тобой… мой брат.
Лэндлесс закрыл лицо руками.
Тени стали длиннее, и замки из облаков порозовели, хотя солнце еще стояло высоко над верхушками деревьев. Лес наполнился сиреневым светом, и по нему, словно призрачное войско, проскакало стадо оленей, направляющихся к ближайшему солонцу. Они скрылись из виду, и в наступившей тишине вдруг послышалось испуганное тявканье лисы. Из леса метнулась тень, застыла на опушке под скалистым плато, затем повернулась и вновь скользнула в темноту. Мужчина и женщина, ожидающие под утесами, не заметили ее.
Лэндлесс вдруг поднял голову. На лице его сомнения и мука уступили место непреклонной решимости. Он зарядил свой мушкет и положил его на валун рядом с собой вместе с пороховницей и мешочком пуль. Затем, встав на колени, долго всматривался в раскинувшийся внизу лес. Нигде не было никаких признаков опасности. В