Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1077–1085 гг. Начался второй этап противостояния Всеслава Брячиславича с русскими князьями. В этот раз Всеслав пытался отстоять свои права на Смоленск.
1077 г. Согласно традиционной точке зрения Всеслав совершил в этом году поход на Новгород против Глеба Святославича. Однако если следовать «Поучению Владимира Мономаха», поход Всеслава был направлен против Смоленска, а не против Новгорода, где князем на тот момент был Владимир Мономах: «И Святославъ умре, и аз [я, Владимир Мономах] пакы [опять] к Смоленску, а и-Смоленска [из Смоленска] тою же зиме [1076/77 г.] та к Новугороду [князем], на весну [весною, 1077 г.], Глебови [Глебу] в помощь [в Смоленск]»[414].
В том же году состоялся ответный поход Всеволода с сыном Владимиром Мономахом на Полоцк, но Всеслав отсиделся в крепости.
1078 г. Предположительно, в этом году Инге со своими варягами покинул Полоцк и вернулся в Швецию, а Изяслав оказал ему военную поддержку в возвращении королевского титула.
Воспользовавшись отсутствием князя, поход на Полоцк совершили Святополк, Владимир Мономах и нанятые ими половцы (версия ПВЛ), которые пожгли и повоевали Полоцкую землю. С этим трудно согласиться, Святополк здесь совершенно ни при чем. Нападение совершил один Владимир Мономах, однако киевские летописцы опять постарались приписать князю из «своей династии» несуществующие подвиги.
1083 г. Всеволод подступил к Смоленску, но город не взял. До прихода Мономаха с войском Всеволод успел сжечь посад и уйти.
1085 г. Владимир Мономах разорил обширные территории Полоцкого княжества, а также полностью уничтожил Минск. «И на ту осень идохом с черниговцы, и с половцы, с четеевичи к Меньску; изъехахом городъ не оставихом у него ни челядина, ни скотины»[415]. После этого похода информация о Полоцком княжестве и его князе опять на долгие годы исчезает из киевских летописей.
Умер Всеслав Брячиславич в 1101 г. На ком был женат Всеслав, неизвестно. Учитывая военную помощь, которую оказала Всеславу в 1069 г. водь (финно-угорский народ в Левобережном Поволховье, они же ижора), его жена могла быть дочерью местного князя. В браке у Всеслава было шестеро или семеро сыновей: Роман, Глеб, (Борис), Давид, Рогволод, Ростислав и Святослав. В версии о шестерых сыновьях предполагается, что Борис – крестильное имя Рогволода. Полоцкая земля, разделенная между сыновьями Всеслава на уделы, уже не представляла большой опасности для соседей.
В «Слове о полку Игореве» имеется вставка из более древнего произведения поэта Бояна, который говорит о Всеславе буквально следующее:
«На седьмомъ веце Трояни връже Всеславъ жребий о девицю себе любу. Тъй клюками подпръся о кони, и скочи къ граду Кыеву, и дотчеся стружиемъ злата стола Киевскаго. Скочи отъ нихъ лютымъ зверемъ въ плъночи изъ Белаграда, обесися сине мьгле, утръже вазни с три кусы: отвори врата Новуграду, разшибе славу Ярославу, скочи влъкомъ до Немиги съ Дудутокъ. На Немизе снопы стелютъ головами, молотятъ чепи харалужными, на тоце животъ кладутъ, веютъ душу отъ тела. Немизе кровави брезе не бологомъ бяхуть посеяни, посеяни костьми рускихъ сыновъ. Всеславъ князь людемъ судяше, княземъ грады рядяше, а самъ въ ночь влъкомъ рыскаше; изъ Кыева дорискаше до куръ Тмутороканя, великому Хръсови влъкомъ путь прерыскаше. Тому въ Полотске позвониша заутренюю рано у святыя Софеи въ колоколы, а онъ въ Киеве звонъ слыша. Аще и веща душа въ дръзе теле, нъ часто беды страдаше. Тому вещей Боянъ и пръвое припевку, смысленый, рече: “Ни хытру, ни горазду, ни птицю горазду суда Божиа не минути!”»[416]
Глава 69. Гёты/словены (Гюрята Рогович = Улеб) в Новгороде (1050–1115 гг.)
Я, путешественник случайный,
На подвиг трудный обречен.
Мстит лабиринт! Святые тайны
Не выдает пришельцам он.
Гюрята Рогович – новгородский посадник рубежа XI–XII вв. Отцом его был, предположительно, Рангвальд Эйлифссон, мать неизвестна. Годы жизни – ориентировочно 1050–1115 гг. Данное ему отцом при рождении имя звучало, скорее всего, как Ульф или Эйлиф (в русском языке Улеб), именно такое чередование имен из поколения в поколение было принято в семье ладожских ярлов. Другое используемое здесь имя Гюрята – это, видимо, уменьшительная форма от полученного при крещении христианского имени Георгий.
Источниками сведений о Гюряте являются Ипатьевская летопись, Лаврентьевская летопись, Новгородская первая летопись младшего извода, Новгородская четвертая летопись, Ермолинская летопись, Новгородская берестяная грамота № 907.
Согласно гипотезе А. А. Молчанова, Гюрята Рогович является правнуком Рёгнвальда Ульфссона (т. е. сыном Рангвальда Эйлифссона). Основой для данного предположения служит необычное отчество Гюряты, которое происходит, видимо, от имени Рогволод, русифицированной версии скандинавского имени Рёгнвальд/Рангвальд, а также то высокое положение, которое занимал Гюрята в Новгороде. Впрочем, у данной версии есть как сторонники, так и противники. В целом с ней согласился А. А. Гиппиус[417], а вот А. Ю. Карпов считает данную версию недостаточно аргументированной[418]. В настоящей книге принимается версия А. А. Молчанова, как наиболее вероятная.
В 1050 г. по смерти Ингигерд (Ирины), ярл Рангвальд Эйлифссон (Рогволод) отказался возвращать Ладогу Новгороду, за что и был убит новгородцами. Сын Рогволода, Гюрята, был на тот момент еще совсем мал (предположительно менее года), и именно поэтому репрессии его не затронули. Скорее всего Гюряту взял на воспитание какой-то богатый новгородец.
В списках новгородских посадников (недатированная часть) имя Гюряты занимает 10-е место (Новгородская первая летопись младшего извода) либо 11-е место (Новгородская четвертая летопись, Ермолинская летопись) и помещено между именами Улеба и Микулы (либо сына Гюряты, Мирослава, что, видимо, ошибка). Поскольку далее в перечне идет имя Добрыни, занимавшего должность до своей смерти в 1117 г., посадничество Гюряты пришлось на чуть более ранний период.
Стоящее в списке перед Гюрятой имя Улеб, скорее всего, принадлежит тоже ему, только здесь он представлен нам под своим первым именем, полученным при рождении (Ульф или Эйлиф). Дублирование могло возникнуть из-за того, что имена первых посадников восстанавливались разными людьми по памяти.
В ПВЛ имеется рассказ Гюряты Роговича о северных землях, внесенный летописцем в основной текст под 1096 г., хотя тут же помещена оговорка о том, что разговор с Гюрятой произошел четыре года назад («преже сихъ 4 летъ»). Данное пояснение трактуется по-разному. Например, А. А. Шахматов считал, что встреча с Гюрятой могла состояться в 1114 г., когда летописец лично посещал Ладогу (см. новелла о посещении Ладоги); соответственно внесение записи в текст ПВЛ он относил к 1118 г. По другому предположению, выдвинутому А. Л. Никитиным, следует просто вычесть 4 из 1096, в результате чего мы и узнаем год встречи летописца с Гюрятой – 1092-й.
Согласно рассказу Гюрята Рогович послал своего отрока