Толстого так называемая классическая реформа была прямо рассчитана на ограничение распространения просвещения и затрудняла получение высшего образования. Решено было гимназии преобразовать в классические и главными предметами обучения сделать латинский и греческий языки, с ограничением часов на естествознание, а в высшие учебные заведения допускать только юношей, окончивших полный курс классической гимназии.

В преподавании, как потом было обнаружено, упускалось воспитательное воздействие ряда предметов на развитие образа мыслей и чувств, «на утверждение в преданиях родной истории, в началах веры и нравственности подрастающих поколений».

Как писал историк С. С. Татищев, последствия такой образовательной системы сказались и в десятилетие с 1866 по 1876 гг.: «Неверие в области религии, материализм в науке, социализм — в политике окончательно овладели незрелыми умами русской учащейся молодежи»38.

Нечаевщина

В конце 1868 г. — начале 1869 г. на политической арене России появляется С. Г. Нечаев39, вольнослушатель Петербургского университета. В это время он участвовал в студенческих волнениях, затем, распустив слух о своем аресте и бегстве из Петропавловской крепости, скрылся за границу.

Сблизившись с М. А. Бакуниным в эмиграции, он издал совместно с ним от имени мнимого «Всемирного революционного союза» серию манифестов и документов.

Написал псевдореволюционный «Катехизис революционера», в котором рекомендовал революционерам подавлять в себе все человеческие чувства, порвать с законами нравственности и приличия, прибегать к убийствам, компрометации в отношении «высших» категорий общества, к шантажу и провокациям в отношении оппозиционных элементов. В основу организации был положен диктаторский централизм. Неудивительно, что через много лет познакомившись с «катехизисом», Сталин горячо одобрил его положения, несмотря на их явную аморальность40. Тезисы своего Катехизиса Нечаев пытался претворить, вернувшись в Россию в августе 1869 г. В Москве он создает подпольную заговорщическую организацию «Народная расправа», в состав которой в основном вошли студенты Петровской сельскохозяйственной академии.

Иезуитский принцип вседозволенности ради достижения главной цели, методы мистификации, взаимного обмана, шантажа, проводимые в жизнь Нечаевым, вызвали протест члена организации студента Н. И. Иванова.

Обвинив Иванова в предательстве, Нечаев организовал его убийство, а сам снова скрылся за границей.

Познакомился с Нечаевым и Герцен, но отнесся к нему с глубочайшей антипатией. Сам Бакунин признавал свое легкомыслие в нечаевской истории41.

Отвергнутый всей русской революционной эмиграцией, осужденный I Интернационалом, Нечаев в 1872 г. был выдан швейцарской полицией русским властям как уголовный преступник. По его делу в качестве обвиняемых привлечено 87 человек: 4 присуждены к каторжным работам, 2 — к ссылке на житье, 27 — к тюремному заключению, остальные оправданы.

Нечаев, приговоренный к 20 годам каторги, через 10 лет умер в Алексеевском равелине. Материалы процесса над террористической группой Нечаева использовал в своем романе-памфлете «Бесы» великий русский писатель Ф. М. Достоевский. Он был одним из первых, кто резко осудил революционное насилие, действия не только социалистов 60-х годов, но и утопистов 40-х годов.

Российское правительство использовало нечаевщину для дискредитации революционеров и нападок на I Интернационал. Корпусу жандармов были увеличены права по политическим делам. Ужесточены наказания за принадлежность к преступным сообществам, создано особое присутствие Правительствующего сената по делам о государственных преступлениях. Раздутая вокруг Нечаева истерия была использована для того, чтобы изобразить преступниками всех левых вообще.

2. Общественное движение 70-х годов

«Чайковцы», «Хождение в народ»

В противовес нечаевщине в начале 70-х годов возникло большое общество пропаганды, новая революционная организация народников в России, получившая название «чайковцев». Н. В. Чайковский42 представлял общество в сношениях с легальным миром, хотя не был ни его создателем, ни руководителем. В этом обществе одним из главных являлся вопрос революционной этики. Центральное ядро чайковцев образовалось летом 1871 г. в Петербурге при слиянии кружка М. А. Натансона и женского кружка С. Л. Перовской43. Оба эти кружка существовали с 1869 г. В состав ядра вошло около 60 человек, в том числе П. А. Кропоткин, С. М. Кравчинский, Д. А. Клеменц, Н. А. Чарушин44. На федеративных началах к нему примкнули кружки в Москве (Л. А. Тихомиров, М. Ф. Фроленко, Н. А. Морозов), в Одессе (Ф. В. Волховский, А. И. Желябов), в Киеве (П. Б. Аксельрод, Я. В. Стефанович)45 и из других городов России. Программная записка, подготовленная Кропоткиным, основной целью чайковцев ставила подготовку народной революции посредством сочетания пропаганды, агитации и организации масс. В деятельности чайковцев прослеживаются три этапа: «книжное дело» — издание и распространение революционной литературы (сочинений К. Маркса, Н. Г. Чернышевского, А. И. Герцена, Н. А. Добролюбова) среди интеллигенции 37 губерний России для подготовки руководителей масс; «рабочее дело» — пропагандистская работа среди рабочих для подготовки посредников между революционной интеллигенцией и крестьянством; «хождение в народ».

Чайковцы основали в Швейцарии свою типографию, первыми в России стали изучать в рабочих кружках издания I Интернационала и 1-й том «Капитала» К. Маркса. Чайковцы выступили инициаторами и организаторами «хождения в народ» в 1874 г. С осени 1873 г. началась подготовка к массовому хождению. Они запаслись поддельными паспортами и массой брошюр, в которых доступно рассказывалось об основных началах социализма. Тысячи народников весной 1874 г. пошли в деревню, надеясь поднять крестьянство на социальный переворот.

Общественный и журнальный деятель 60—70-х годов, возглавлявший демократические журналы «Русское слово» и «Дело», Г. Е. Благосветлов46 незадолго перед смертью в письме к известному социологу и публицисту, одному из идеологов народничества П. Л. Лаврову47 трезво, прозорливо, с горечью писал: «...не удивительно, что явились люди, которые требуют дела, а не слова, которые отвернулись от литературы и пошли в народ. Зачем, для чего, с кем — все это не уяснено,