Тут только я заметила, что правая нога Катюшизакована в кандалы. Тяжелая железная цепь тянулась от хрупкой щиколотки когромному крюку, вбитому в стену. На расстоянии вытянутой руки стоялапластмассовая пятилитровая канистра с водой и валялась пара буханок засохшегочерного хлеба. Здесь же помещалось и омерзительно воняющее жестяное ведро.

– Уж извините, – хмыкнулаКатя, – понимаю, пахнет не розами, но что поделать! Биотуалет в данномЭдеме не предусмотрен планом. Если не ошибаюсь, вон там, возле твоей арфы,находится ящик с инструментами, я все мечтала до него добраться.

Я ринулась напролом за молотком и ножовками.Следующий час мы объединенными усилиями били по крюку, пытались ковырять стенуи пилить цепь. Но с таким же успехом могли расшатывать Останкинскую телебашню.Наконец, утерев пот, я пробормотала:

– Придется бежать на станцию за помощью.

– Не хотелось бы, – поморщиласьКатя, – но, видать, делать нечего. Давай – одна нога здесь, другая там, неровен час…

Но тут в дверном проеме мелькнула тень, игнусный голос произнес:

– Ну-ну, птички в клетке.

Я попятилась и плюхнулась возле Кати нанестерпимо вонючее одеяло.

– Кто бы мог ожидать столь дорогихгостей, – издевался жирный Слава, медленно приближавшийся к нам, –кто бы мог подумать, что твоя гнилая черепушка, вошь белобрысая, окажется такойкрепкой? Жаль, что не дал тебе монтировкой по лбу для надежности. Ну теперь вамконец, мои сладенькие. Пожар в пустом гараже, где сгорели две пьяные бомжихи,никого не удивит! Впрочем, может, и костей не останется.

– Ты этого не сделаешь, – прошепталаКатя.

– Отнюдь, моя ягодка, – хмыкнулжиртрест, – вот только за бензинчиком сбегаю. Впрочем, сначала привяжу этужелезноголовую.

И, противно сопя, он попытался приблизиться комне.

– Не подходи! – отчаянно завопила я,хватаясь за открывшуюся сумочку.

– Правильно, – одобрил Слава, –возьми платочек, чтобы было чем сопельки перед смертью подтереть, Жанна Д` Аркмоя, Джордано Бруно.

Он откровенно издевался, чувствуя своюбезнаказанность. Внезапно моя правая рука машинально влезла в сумочку инаткнулась на игрушечный пистолетик Кирюшки.

– Стой, – заорала я, выдергивая«оружие», – стой немедленно, стрелять буду!

Но жиртреста оказалось не так легко испугать.

– Ути-пути, – заржал он ещесильней, – утютюшечки, ну до чего же мы решительные, до чегосамостоятельные, да из этой пукалки и воробушка не подстрелить!

Продолжая глупо хохотать, он, разинув рот,подбирался все ближе. Полная отчаяния, великолепно сознавая глупость поступка ини на что не надеясь, я нажала на курок. Раздался сухой щелчок. Смех оборвался,словно жирдяю заткнули рот. Секунду он простоял с выпученными глазами, потом,не сгибая коленей, с жутким звуком рухнул на пол мордой вперед. Поднялся столбпыли, арфа жалобно застонала в футляре.

– Твою мать, – ошарашенно употребилая впервые в жизни это выражение, – твою мать, эта штука, оказывается,заряжена, а Кирка говорил, шариками стреляет!

– Посмотри у него в карманах, –тонким от напряжения голосом сказала Катя, – может, у него ключи откандалов с собой.

Опасливо обойдя голову негодяя, под котороймедленно-медленно расплывалась темная лужа, я брезгливо принялась обшариватьбрюки. Пальцы сразу выхватили заветную связку.

– Сейчас, сейчас, – бормотала я,отстегивая железную манжетку. – Идти можешь?

– Запросто, – ответила Катя, пытаясьвстать, – я тут покараулю, а ты быстро за милицией и «Скорой помощью».

– Ты чего? – изумилась я. – Онже хотел нас убить! Бежим скорей.

Но Катя уверенной рукой хирурга уже нащупалапульс на шее Славы.

– Слава богу, жив, давай скорей.

Я пошла к выходу. Нет, правильно говорили, онасумасшедшая! Бежать отсюда надо что есть мочи, а не оказывать первую помощьнегодяю и убийце. А вдруг он не один приехал сюда!

Не успела я испугаться неожиданной мысли, какв проеме возникла еще одна мужская фигура. Полная ужаса, я выхватила из сумочкинеожиданно опасную игрушку и заорала:

– Ложись лицом вниз, стоять, расставив ногина ширине плеч, руки за голову, лбом в стену, выполняй, пока тебе третий глазне прострелили! Ну, живо, я из милиции.

Именно так орали герои обожаемых мноюдетективов, да и в сериале «Улицы разбитых фонарей» преступники, заслышавподобные речи, мигом, словно кули, валились в грязь.

Этот же даже не шелохнулся и приятным,бархатным баритоном произнес:

– Тише, тише, коллега, что-нибудь одно,либо лежать, либо стоять, я майор Костин, – и он вытащил из карманакрасное удостоверение.

Но меня не так легко сбить с панталыку. Усамой в кармане лежит похожее.

– Стой, где стоял, – велелая, – такое можно в метро купить!

– Ну, положим, не такое, – засмеялсямужчина и крикнул вниз: – Ребята, сюда!

Через секунду чердак наполнился крепкимипарнями в камуфляже и черных шлемах-масках.

– Кто из вас Романова? – спросилмайор.

– Я, – в один голос сказали мы сКатей.

– Не понял… – отреагировал милиционер.

– Мы обе Романовы, – поясниласохранившая остатки самообладания Катюша.

– Сестры, что ль?

– Однофамилицы, – ответила хирург идобавила: – Здесь раненый.

– Паша, разберись, – велелмилиционер и обратился ко мне: – Ваше удостоверение.

Машинально, как во сне, я вытащила из сумочкикрасные корочки. Костин бросил быстрый взгляд внутрь и рассмеялся:

– Страшно рад встрече. А то грешным деломдумал, что же это за майор такой Романова, которой нигде в штате нет и котораяделом Катукова занимается. Рад знакомству, Евлампия Андреевна, а может,правильней Ефросинья? Пистолетик-то какой славный!

– Ловко стреляет, коли такую тушусвалил, – фыркнул Паша, возившийся возле Славы.

– Похоже, она ему прямо в открытый ротпопала, – пояснила Катя, в которой проснулся профессионал. –Думается, там проникающее ранение нёба или горло задето, правда, дышит самостоятельно…