Наблюдая за тем, как разумно цесаревна ведет дела, Шешковский все чаще возвращался мыслями к разговору с Апраксиным, который склонял его встать на сторону Екатерины Алексеевны, отстранив от власти Петра Федоровича.

И действительно, все, кто знал великокняжескую пару той поры, невольно отмечал разницу между супругами. Начитанная, умная, в чем-то даже расчетливая Екатерина выгодно смотрелась на фоне любившего приврать ради красного словца Петра. В одном из донесений слухач сообщал, что, желая понравиться Елене Тепловой, великий князь прихвастнул, сказав, что, еще живя в Голштинии, «отец как-то поставил его во главе небольшого отряда своей стражи и послал взять шайку цыган, бродившую в окрестностях Киля и совершавшую страшные разбои. Об этих последних он рассказывал в подробностях так же, как и о хитростях, которые он употребил, чтобы их выследить, окружить, дать несколько сражений, в которых, по его уверению, он проявил чудеса ловкости и мужества. После чего он их пленил и привел в Киль». Услышав сию нелепицу, цесаревна осмелилась задать вопрос:

– За сколько лет до смерти отца это происходило?

– Года за три или четыре, – не задумываясь, ответил наследник престола.

– Стало быть, вы начали свою военную карьеру в шесть лет, – завершила разговор Екатерина.

24 июня город Мемель сдался русским войскам. Этот портовый город был важным стратегическим пунктом, так что теперь русская армия могла получать снабжение водным путем. После чего в августе русские выиграли сражение при Гросс-Егерсдорфе. Все эти известия тяжело ранили великого князя, для которого война с кумиром его детства, королем Фридрихом, была настоящим святотатством. При этом ему приходилось изображать веселье на пирах, устраиваемых при дворе в честь этих побед, то и дело поднимая тосты, прославляющие силу русского оружия. Уезжая осенью из Ораниенбаума, Екатерина распорядилась изжарить целого быка – угощение предназначалось для гостивших во дворце военных.

Но едва малый двор перебрался в Летний дворец, начали поступать известия одно плачевнее другого. Фельдмаршал Степан Федорович Апраксин бежал с поля боя. Так как поначалу никаких объяснений поведению военачальника не было, при дворе решили, что, возможно, его дочь Елена Куракина, являющаяся любовницей Петра Шувалова, прознала о состоянии здоровья императрицы и теперь потребовала от отца срочно прибыть в столицу. Если государыня при смерти, какой смысл продвигаться глубже в Пруссию, рискуя жизнями доверенных ему людей, когда уже понятно, что после смерти императрицы Петр Федорович незамедлительно прекратит войну.

На самом деле в районе ручья Ауксине армию Апраксина поджидала прусская засада. В своем рапорте Степан Федорович ссылался на утренний туман, который как бы спрятал армию противника. На самом деле Александр Шувалов показывал Шешковскому карту местности, объясняя, что разной насыщенностью цвета на ней выделены пригорки и овраги, которых в тех местах оказалось в изобилии. Так что получалось, что Фридрих мог рассовать своих людей по этим расселинам и оврагам, как иной чудаковатый господин раскладывал по карманам свои часы, табакерки и платки.

Впрочем, как говорят служивые: «Незнание местности не избавляет от ответственности». Кроме того, толковые командиры обычно высылают вперед себя дозоры.

Нарвавшись на армию противника, Апраксин скомандовал отступление, но за русскими войсками двигались телеги с провиантом. Обозы сгрудились, забили дорогу, часть войска оказалась в ловушке. Как было написано все в том же донесении: «…за теснотою места формально в ордер-де-баталии построиться не можно».

Меж тем, на место фельдмаршала Апраксина был отправлен генерал Фермор[131], который во времена своей юности служил генерал-квартирмейстером у Миниха. А тот взял с собой своих друзей – смотрителей над строениями, бригадиров Рязанова[132] и Мордвинова[133]. Чем могли помочь в действующей армии господа, многие годы занимающиеся заключением контрактов, переговорами с застройщиками и разнообразными поставщиками, оставалось загадкой.

Степан Федорович Апраксин был отозван в столицу, где его ждал суд. Против фельдмаршала выступали клан Воронцовых, граф Бутурлин, Иван Шувалов и многие другие. На защиту Апраксина встали его дочь Елена, Петр Шувалов, а также его друзья. Поняв, что Петр Шувалов израсходовал весь свой потенциал, силясь утишить гнев императрицы, Елена Степановна отправилась к давно добивавшемуся ее благосклонности великому князю и согласилась сделаться его любовницей в обмен на смягчение наказания для отца.

Впрочем, и эта жертва была напрасна, на первом же допросе, на котором присутствовал Шешковский, с фельдмаршалом случился апоплексический удар, от которого он и скончался через сутки. Своей смертью пасынок великого Ушакова спас другого своего друга, повинного в поражении не меньше его самого, генерала Ливена, о котором во всей этой сумятице забыли.

В ЯНВАРЕ 1758 года генерал Фермор занял Кенигсберг. В августе произошло кровопролитное сражение при Цорндорфе. Потери русской армии по весьма неточным подсчетам превосходили 1200 человек. После этого сражения генерал Фермор был отозван как не оправдавший высокого доверия, на его место был назначен Петр Салтыков. Шешковского же занимали совершенно иные события, 8 сентября государыне сделалось плохо прямо в приходской церкви Царского Села. Впервые императрица упала в обморок в присутствии народа. По странному стечению обстоятельств, почувствовав себя дурно, Елизавета Петровна запретила придворным следовать за ней, тихо вышла из церкви и рухнула на траву. Ее нашли через несколько минут, окруженную толпой простолюдинов, которые глазели на свою императрицу, не смея приблизиться к ней. Прибывший на помощь первым хирург пустил ей кровь, но государыня не пришла в себя. Послали за доктором, но больной Кондоиди не мог уже передвигаться самостоятельно, его принесли прямо на кресле. Своими порошками и настойками он привел Елизавету Петровну в чувство, но она никого не узнавала. В течение нескольких дней государыня не могла членораздельно изъясняться, так как во время обморока прикусила себе язык.