с церковной городской властью. В его семье очень ценилась военная доблесть. Фельзер больше заботились о репутации, чем о Деньгах. Это были достойные люди в большинстве. Только в семье не без урода.

«Урод», семейный изгой нередко беден, но Карл как раз был очень богат. Казалось, не было порока, которого бы не имел этот монстр. Он был жесток, жаден и развращён до крайности. О нём гуляли смутные страшные слухи, но золото всем затыкало рты. Да и могущественные родственники не хотели огласки. Когда не удавалось скрыть очередную историю о соблазнениях и измывательствах, они старались замять скандал. Он завел в доме гарем из купленных в Иране рабынь. Он устраивал битвы егерей и диких зверей. В доме у него жил медведь. Зверь был злой, дикий, признавал только Карла и бросался на остальных.

О попойках буйного Карла ходили легенды. Далеко за городом он построил дом с башней, обнёс его высокой стеной и в нём особенно свирепствовал и оскорблял небеса. Но нас сейчас интересует другое. У негодяя была слабость к искусству, хотя тоже и особого рода. Он собирал эротические картины и другие подобные вещи. Вот ему-то и решил Михаэль продать свою «редкость».

Мы не знаем, как они сговорились. Однако сделка состоялась, Карл заплатил огромные деньги, а Гольдшмидт все их до последнего гроша пожертвовал на церковь, вдов и сирот. Он исповедался, отправился пешком паломником в храм Франциска Ассизского, а когда вернулся, бедствия прекратились. Михаэль окончательно уверился, что ещё легко отделался. А Карл, в ус не дуя, продолжал в том же духе. Но если до сих пор его хранил Люцифер, как шептались люди вокруг, теперь удача отвернулась совсем. Он заболел дурной болезнью — слуги говорили, что он гниёт заживо. Он стал пить ещё больше, если это только возможно.

Вот однажды он поехал кататься вдвоём с медведем. Что-то привело Карла в ярость. Он ударил палашом зверя, тот в ответ огрел хозяина лапой, и мерзавец испустил дух на месте. Он не был женат, не имел законно признанных детей. Поэтому, когда он умер, всё, что имел Карл, унаследовал брат. Земли, как полагалось, остались в семье. Сброд, что служил у Карла, старший брат распустил. Собрание же богомерзкой дряни, как он это назвал, брат Эвальд решил, не глядя, спалить, а дом снести. Да посоветовался прежде со своим духовным отцом.

Тот был холёный полный аббат, носивший роскошные сутаны, перстни, драгоценные пряжки и полновесную золотую цепь с тяжёлым крестом, украшенным зелёным большим александритом, загадочно менявшим цвет на свету. Он задумался, пристально посмотрел на Эвальда и предложил показать ему всё, что за свою жизнь собрал Карл. В ответ на робкие возражения об оскорблении взоров служителя господа аббат пожал плечами. Пустое! Не думает ли достойный господин Фельзер, что можно поколебать в вере или коснуться грязью ЕГО! А вот прежде, чем предать имущество Карла огню, следует понять, не принесёт ли оно пользу Матери Церкви?

Сказано — сделано. Аббат поднялся на башню и скользнул равнодушным взглядом по увешенным картинами бурым стенам, хотя среди авторов попадались знаменитые живописцы. Не заинтересовали его ни скульптуры из мрамора, гипса и алебастра, ни резьба по слоновой кости. «Надо продать, — равнодушно пробормотал он, — зачем добру пропадать?» Но перед альковом, под бархатным балдахином, он остановился. Аббат осторожно отодвинул тёмно-красную ткань. Вокруг горели толстые восковые свечи. Триптих с изображениями козлоногих сатиров и фавнов открылся вверху. Он перевёл глаза на небольшой постамент из каррарского мрамора и… бросился, как ошпаренный, вниз к ожидавшему его наследнику.

«Святые угодники, господин Фельзер! Этому нет цены! Только одна чёрная жемчужина, даже если бы ничего другого не было в помине!!!

Но там же изумруды, уж Вы мне поверьте, я в этом знаю толк, и… бриллианты! Вы должны понять, это… это бриллианты, достойные разве только короны! Кайзера или Папы!

Тут почтенный прелат прикусил язык и постарался неловкость замять. Сколько времени пролетело, пока Клара начала свой рассказ? За окном стемнело. Уже вечер, или это облака, скоро начнётся гроза? Он ли слушает аугсбургские легенды с чувством, что сейчас решается его судьба?

Происходящее плохо умещалась в сознании Стаса. Он потихоньку ущипнул себя за ухо. А Клара, тем временем, замолчала, теребя пустую чёрную чашку. И тогда Дитмар, несколько оттаявший за это время, тихо спросил:

— Хочешь, чтоб я закончил? — Она кивнула, и начал брат. — Эвальд и аббат сговорились. Всё остальное было осторожно и анонимно распродано в Италии. Деньги отданы церкви. Ну а грешную «ценность» спрятали под замок. Было решено, что её наследует всегда старший сын, и только он один видит ее и знает о ней. С тех пор старших сыновей этой семьи начал преследовать рок. Существует также поверие, что для всей семьи Фельзер очень опасно даже упоминать об истории «заказа». Тому было много примеров. Ювелиры со своей стороны страшно не любят…

За это время несколько раз звонил телефон, дверь открывалась и притворялась тихонько. Мертели, брат и сестра только отмахивались и продолжали рассказ. Но наступил, наконец, момент, когда они должны были вернуться к повседневным делам. Помощник в дверном проёме явно не собирался на этот раз уступать. Дитмар встал, обменялся с ним парой слов, а затем обратился к Стасу.

— Извините, нам придётся продолжить позже. Мне осталось не так уж много. Я подумал, что для Вас как раз будет важно, что… — Внезапно он обернулся к Кларе и хлопнул себя по лбу. — Как ты сказала? В конце концов, ты Фельзер, а остальные — суеверные идиоты? Сестричка — один из них это я. Разрази меня гром, если я скажу еще хоть одно слово! Ты спокойно направлялась домой, когда сзади случайно оказался господин Небылицын. Он шёл к нам, чтобы узнать по «Римский заказ». Между вами оставалось несколько метров. Тут случилось нечто такое, что тебя чуть не погубило. Станислав, до свидания, всего лучшего, до свидания!

С этими словами Мертель схватил за руку растерявшуюся Клару, увлёк её к выходу соседнюю комнату и плотно затворил за собою дверь.

Глава 47

Прошло несколько дней. Погода постепенно улучшилась. В просветах облаков появилось чистое небо и, наконец, засверкало яркое солнце. На траве заблестели капли дождя, а от мокрой нагревшейся гальки на берегу ручья пошёл лёгкий пар. Решевский с ночи ушёл ловить леммингов для приманки, и Бисер, проснувшись рано, оказался в палатке один. Он расстегнул спальник и покрутил головой по сторонам, удивившись, что молодняк уже усвистал. Они так любят поспать!

Сквозь палатку