Перед уходом Герман еще раз с болью взглянул на Катю. Глаза, ставшие громадными от испуга и шока, буквально съедали ее лицо. На этом лице ничего не осталось, кроме глаз, глядящих на него с ужасом и надеждой.

– Я тебя очень прошу, – прошептал он, – не волнуйся ты так. Все будет хорошо.

– Дай-то бог, – шепнула она в ответ. – Вот когда будет, тогда и поверю.

Они вышли из квартиры: Катя, Алик, а Герман замыкал шествие. Он повозился с замками, и они тронулись в путь.

Поехали на джипе Германа. Катю пришлось усадить сзади: Герман не хотел, чтобы Алик сидел у него за спиной. Трус, конечно, но даже самый большой трус, припертый к стенке, может пойти на отчаянный шаг. Надо за ним присматривать.

Они спокойно и без особых приключений, разве что застревая в пробках, добрались до гаражного кооператива на улице Лихоборские Бугры. Поездка заняла больше часа. Слежки не было, и у себя в Подсосенском Герман никакой засады не заметил. Он постоянно переговаривался по рации с друзьями. Они прошерстили все окрестности Лихоборских Бугров и ничего подозрительного не обнаружили.

Похоже, операция и впрямь локальная, на большее у Изольды ресурсов не хватило. Впрочем, основные силы брошены на отъем денег у Германа, а малолетний заложник – это так, для отвода глаз. Но расслабляться не следовало.

Встретились на условленном перекрестке, дальше двинули вместе. Неподалеку от ворот гаражного кооператива Герман остановил машину. Его друзья послушно пристроились в хвост.

– Ну, все, приехали, – сказал он Алику. – Теперь звони. Но учти: лишнего сболтнешь… Да что там, попробуй кашлянуть не так, как я велел, и аптека тебе уже не поможет. Это ясно?

Алик кивнул.

– Не слышу.

– Я-ясно.

– Скажешь, что деньги перевели, что едешь за сыном. Один.

Герман сам нажал на кнопку вызова последнего абонента и включил громкую связь.

– А… Алло? – заикаясь, пролепетал Алик. – Мустафа? Я еду за сыном. Деньги перевели.

– Сигнала не было, – раздался гортанный голос в трубке.

– Перевели при тебе, – шепотом подсказал Герман на ухо Алику. – Сам видел.

– Перевели при мне, – как попка, повторил Алик. – Сам видел.

– А лимон? – спросил голос. – Пятый лимон где?

– У меня с собой, – ответил Алик, когда Герман стукнул кулаком по чемоданчику.

– Ладно, ехай.

«Работнички… – с ехидцей подумал Герман. – Сигнала не было, что деньги перевели на Кайманы, да и быть не могло, но им все один хрен. Свои бабки получить и свалить. Этого лоха наверняка бы без штанов оставили. То-то он не хотел ехать!»

Герман опять отобрал у Алика мобильник, чтобы тот не вздумал позвонить Изольде.

Алику до смерти не хотелось делиться деньгами, видно было по лицу. Но куда денешься? Двери джипа заблокированы. Джип тронулся, подтянулся к самым воротам. Герман заметил за воротами сторожевую будку, а на воротах – переговорное устройство.

– Выходи, – приказал он Алику. – Поговори со сторожем. Помни, я у тебя за спиной.

Пришлось вылезти из машины, нажать кнопку звонка…

– Открой, Матвеич, это я, Федулов.

Ворота разъехались с промышленным гудом.

Герман запихнул Алика обратно в машину, захлопнул дверцу и заговорил по рации с друзьями:

– Въезжаем. Жека, обесточь сторожа. На всякий случай.

Машины гуськом въехали в ворота, из средней выскользнул маленький Жека Синицын, заскочил в будку к сторожу и тут же вышел. Показал Герману кольцо большим и указательным пальцами: мол, все о’кей. Снова сел в свою машину.

– Куда дальше? – спросил Герман.

– Вон туда. – Алик неопределенно махнул рукой куда-то вдаль.

Тронулись медленно вдоль длинного ряда безликих гаражных боксов…

– Вот здесь. – Алик ткнул пальцем в сдвоенный бокс за три двери от конца ряда. – Можно я пойду?

– Нельзя.

Герман вылез из джипа, извлек Алика и огляделся. Катя тоже вышла. Выпрыгнул из подъехавшей за ними машины Жека Синицын, а из последней вылез такой огромный, что Кате даже страшно стало. Ей Герман казался великаном, а этот был еще больше Германа! Настоящий Халк из кино. Они когда-то с Санькой вместе смотрели.

– Леха, – обратился к нему Герман, – останешься здесь с Катей. Головой отвечаешь.

– Есть, – гулко пробасил Халк.

Катя хотела что-то возразить, но Герман покачал головой.

– Мы войдем первыми. Так нужно. Не бойся, все будет хорошо.

Герман снова внимательно осмотрел ряд гаражей. Обычные железные коробки. Все, кроме последнего бокса, встроенного в каменную стену.

– Стучи, – негромко приказал Герман, легонько подталкивая Алика в спину. – Скажи, что деньги принес.

Алик постучал и сказал, что было велено. У него за спиной, заметила Катя, Герман и Жека Синицын извлекли оружие и обменялись условными знаками: кто куда.

Едва дверь начала приоткрываться, Герман толкнул Алика вперед с такой силой, что тот, влетев внутрь, не только сам растянулся на полу, но и сбил с ног того, кто ему открыл. Герман и Жека ворвались за ним следом.

* * *

После звонка прошло гораздо больше времени, чем до звонка. Санька ерзал на полу, чтобы задница окончательно не примерзла, пытался устроиться поудобнее, подогнуть под себя то одну, то другую ногу… Все без толку, он и сам понимал. Правая рука совсем омертвела, сколько он ее ни растирал. Казалось, ее можно отломить, как кусок сосульки. Неужели ампутировать придется? Тогда лучше вообще не жить.

И вдруг раздался стук в дверь. Санька услышал и узнал голос папани. Неужто совесть проснулась у сукина сына? Сказал, что деньги принес. А дальше было как в кино. Только один из чернявых приоткрыл дверь, как папаня влетел в нее головой вперед, а за ним впрыгнули двое, один большой, другой маленький, оба с пистолетами. Мигом обвели прицелом периметр, большой кинулся ко второму чернявому, вышиб у него оружие, повалил и надел наручники, а первого чернявого, того, что пошел дверь открывать, придавило папаней, он даже ствол достать не успел. Маленький ловко скинул с него папаню и тоже заломил руку, тянущуюся к кобуре, за спину, щелкнул браслетом, потом и вторую притянул туда же.

Большой взглянул на Саньку.

– Обыщи своего, – приказал он маленькому, – у кого-то из них ключ.

– Есть!

Оба они, и большой, и маленький, живо общупали чеченов. Ключ нашел маленький, подошел к Саньке, сунул ключик в щель, и Санькин наручник распался на две половинки. Рука повисла плетью.

Большой тоже подошел, взял руку, пощупал…

– Ничего, отойдет. Мы ее разомнем. Больно будет, но придется потерпеть.