А ведь приходилось давать. Появлялись в офисе незнакомые ему добры молодцы, все одинаковые, молодые, с белесыми пустыми глазами. Входили, как к себе домой, и требовали денег. Говорили, что надо бы акционировать такой-то завод и половину акций сразу отдать. Не на то отдать, чтобы ему, Голощапову, с этого польза была, а на то, чтобы его, Голощапова, оставили в живых. Они не так выражались, но ясно давали понять. Аркадий Ильич мог бы, конечно, одного из них или даже нескольких раскассировать с особой жестокостью в назидание остальным, но чувствовал, нутром угадывал, что это не поможет. Они как тараканы: видишь одного, значит, где-то сидят еще пятьдесят. Орать на них, угрожать, гнать? Бесполезно.

Ему прямым текстом сказали, что надо вступить в новую партию-шмартию. Лёнчик, гад, вступил. Сам вступил, даже не спросивши шефа. Пятый пункт больше не мешал, в новую партию-шмартию принимали всех, даже такую шелупонь, как Лёнчик. Вербовка в эту партию приняла очертания рекрутского набора. Мели всех подчистую. И, главное дело, Золька, зараза, вступила. Хотел ей Аркадий Ильич бубну выбить, да как-то постеснялся, что ли. Пришлось и ему вступать, никуда не денешься.

Он никогда не отличался образным мышлением, уж чего не было, того не было, но тут вдруг вспомнил виденный в детстве фильм Чаплина «Новые времена». Вспомнил, как героя затягивает в станок. Огромная машина прессовала и штамповала человека с полным безразличием, как любую другую заготовку. В фильме было смешно, зато теперь сам Голощапов чувствовал себя такой заготовкой. Это его прессовали и штамповали, а он же не Чаплин! Нет у него той ловкости да гибкости. И все не понарошку, а наяву.

Здоровье в последнее время стало пошаливать. Голощапов уже справил три юбилея, на подходе четвертый. Теперь считать придется уже не на десятки, а на пятаки. Аркадий Ильич думал о подступающем 75-летии с такой тоской, что выть хотелось. Хоть в гроб ложись да помирай. Опять орден через Лёнчика хлопотать. На хрен ему этот орден? Нет, считается, что надо. Опять банкет, опять ненужные подарки и лживые речи. Опять пьянка на трое суток, а потом… С последнего «летия» его в больницу увезли. Слава богу, это было уже при Германе. Он, трезвенник, вовремя углядел, что тестю плохо.

Хороший парень – Герман. Был ведь еще случай, когда Голощапов чуть концы не отдал: это когда с «АрмСтил» сделка сорвалась. Никогда еще Аркадий Ильич не ощущал такого унижения. А главное, что обидно, поквитаться не мог.

Глава компании, который так легко и изящно его кинул, ушел на покой да и отчалил на какие-то далекие острова. Все руководство сменилось, и вообще это была уже не компания, а часть огромного конгломерата, президент коего рассекал по морям на бронированной яхте величиной с авианосец и все дела проворачивал исключительно электронным способом.

Торпедой его взорвать? Такими возможностями Голощапов не располагал. Да что там иностранного воротилу, он Лёнчика больше не мог тронуть! Тот в депутаты пролез, съехал наконец с голощаповского участка: зачем ему теперь, когда квартира казенная приватизирована и дача казенная тоже? Важный стал – не подступись. Положим, депутатов тоже убивают за милую душу, но Лёнчик, как ни противно было в этом сознаться, стал Голощапову опасен. Он слишком много знал. Наверняка подстраховался.

Перебрав все возможные пути и средства как-то избыть свой гнев, Аркадий Ильич выбрал самый простой и доступный – ушел в запой. Наказал только себя: опять ему стало плохо, и опять Герман повез его в больницу. Откачали, но, едва придя в себя, Голощапов начал куролесить и рваться домой. Дома он неожиданно стих, впал в тоску, а это было еще похуже буйства. Вслух так ничего и не сказал, но в душе был Герману благодарен, что Герман его не пилит, не попрекает, не напоминает: а ведь я вам говорил! Хотя Герман и вправду говорил: не надо в эту сделку лезть, кинут.

Немного оклемавшись, Голощапов затеял новое дело. Раз уж не дали провести слияние с иностранной компанией, решил прикупить отечественную: лежащий на боку Васильевский горно-обогатительный комбинат. Грамотно провел всю предварительную работу, потратил много времени и денег на подготовку, заложил основу, привлек начальный капитал… И тут кто-то перебежал ему дорогу. Как будто знал, сука, заранее, хотя вся подготовка проходила в глубокой тайне.

Комбинат перехватили у него под носом внаглую, он и оглянуться не успел. Несколько раз мгновенно перепродали, чтобы он концов не нашел, а потом опять выставили на продажу, но уже по другой цене. Только теперь владельцем пятидесяти одного процента акций числилось государство, а с таким владельцем хрен поспоришь. Голощапов озверел и пошел войной. Больше всего ему хотелось дознаться, кто его кинул.

Комбинат он купил. Не по задранной цене, но и не по той, начальной, под которую велись все расчеты. А вот тайны так и не узнал, даже получив наконец на руки заветные документы. По документам выходило, что предпоследним владельцем числился некий бизнесмен из Донецка. С каких это пор российские природные ресурсы у нас донецким продают? Никогда такого не было! Правда, Голощапов и сам был родом с Украины, но это было давно и неправда, как в народе говорят. Он давно уже российский гражданин. А тут приобретателем, уступившим свою долю российскому государству в лице областных властей, оказался некий Криворучко, отбывший на ПМЖ в Канаду.

Голощапов пробил его по базе, связался со своими украинскими друзьями и налетел на сюрприз. На него смотрело с фотографии до боли знакомое лицо гарного парубка с полуопущенным левым веком: Мэлор Подоляка!

Ну, подлюка, сказал себе Голощапов, живым не уйдешь. Мэлор давным-давно вернул ему с процентами одолженные еще в прошлом веке пол-лимона, видно, у кого-то перезанятые, потому что ту схему с отъемом собственности через отложенное финансирование они так и не осуществили: Герман отсоветовал. Но теперь Мэлор покусился на нечто большее, чем пол-лимона, и от расправы не ушел. Голощапов достал-таки его в Канаде, правда, допустил просчет. Надо было сперва выпытать у гада, кто его на эту схему подвиг, а Аркадий Ильич погорячился и выкинул сразу пикового туза. Поэтому Мэлор Криворучко умер легко, так и не узнав своего счастья: мог бы сперва помучиться.

И без Мэлора ответ маячил перед носом. Элементарно простой ответ: Лёнчик. Тут не надо быть гением сыска, чтобы догадаться. Ведь и ту давнюю схему, зарубленную Германом Ланге, подсказал подлюке Подоляке Лёнчик Фраерман. Навряд ли Лёнчик выкупал комбинат сам. У него таких денег отродясь не водилось. Нет, Лёнчик работал за комиссионные: придумал схему увода, слил кому надо инфу в нужный момент… Лёнчик ведь был в курсаЂх с самого начала, когда Голощапов только задумал прибрать к рукам Васильевский ГОК…

Был кто-то другой, кто-то с деньгами. Кто-то, в жадности не уступающий самому Голощапову. Лёнчик этому «кому-то» помог. Но зачем ему это? – с тоской думал Аркадий Ильич и не находил ответа. Столько лет жили душа в душу… Голощапов его в люди вывел… Да кем бы он был, этот сукин сын Лёнчик, камса бесштанная, без Голощапова? Вот уж правду говорят: не делай людям добра – не получишь зла. И что теперь? Аркадию Ильичу страшно и муторно было об этом думать. Убрать Лёнчика можно, но сложно. Так и погореть недолго!