– Во имя шкуры Хараа-Джеба, – зароптали и без того уставшие воины, – что это за звуки? А эта штука… как будто у нее на конце глаз!

Военачальник бросил камень на землю и сделал переселенцам знак отойти еще дальше и не вмешиваться. К прутику же с глазом он, поклонившись, обратился так:

В местности этой, о друг, с тобой повстречался я с первым.

Здравствуй! Прошу я тебя, не прими меня с сердцем недобрым.

Вот что скажи мне вполне откровенно, чтоб знал я:

Что за земля? Что за край? Что за люди его населяют?

Остров ли это какой-нибудь, издали видный, иль в море

Мысом далеко врезается здесь материк плодородный?[169]

Эта странная речь была встречена с другой стороны баррикады благосклонным хрустом, за которым последовал приглушенный обмен стрекочущими звуками. Затем из-за завала донеслись слова, которые можно было бы переложить на наш язык так:

Род мой в земле этой странной издре́вле прижился уютно,

Стоило Куколке Желтой проклюнуться, мы появились.

Тучны здесь воздухи, пищей богаты уютные щели.

Речи внимая твоей, в волосках я не слышу знакомого

Трения звуков: с другой стороны ты приходишь.

Из-за престарой трясины и влаги прекраснобескрайней

Что привело тебя к месту, запретному для тебе равных?

Совершенно в тон обращению военачальника монолог этот произнес большой жук. Он появился на перевале на задних лапах и не переставал особенным образом тереть передние ножки друг об друга, имитируя речь. Явление Жука, поистине достойного писаться с прописной буквы, вызвало ужас среди камаргитов. Они отступили от военачальника еще дальше и в ужасе прижались к стенам ущелья. Всадник же, как и положено всадникам, не испугался, а лишь слегка наклонил голову, внимая необычному собеседнику, доходившему ему почти до груди. Разговор продолжался на неизвестном наречии, но мы переведем его на человеческий:

– Ты необыкновенно умен, о Жук, если, едва увидев меня, знаешь, откуда я, и с такой легкостью говоришь, как я. Мы пришли узнать о вашей земле, – продолжил всадник почтительно. – Я не планировал чинить здесь насилия – если нам не будут чинить препятствий.

Из-за завала показались любопытные головы еще двух жуков. Однако Жук, вылезший первым, был не только спикером, но и Главным Жуком; он продолжил:

– Вам нет препятствия в нас, – произнес он. – Однако тут неправильная земля – для вас слишком горячая, слишком быстрая. Иди со мной. Я расскажу.

В противоречие сказанному Жук некоторое время простоял без движения, как настоящее насекомое (которым он и являлся). Всадник терпеливо ждал, осознавая, что существо располагает иным метаболизмом и как-то по-своему должно переварить впечатления от контакта с пришельцами. Воины уже отошли так далеко, что не видели ни своего лидера, ни его собеседника. Отстоявшись, Жук опустился на все шесть лап и исчез с другой стороны завала.

Военачальник же, поняв, что его люди разбили бивак на берегу и ждут исхода событий, оставил жеребца пастись на желтой траве, перебрался через завал и последовал за Жуком. За завалом обнаружился охраняемый двумя другими жуками ход в земле, куда и устремился жук-спикер. Рослые жуки-охранники, фланкировавшие вход, производили устрашающее впечатление, но выражение того, что у жуков соответствует лицу, было у них довольно приветливым. Вместе с провожатым магистр углубился в толщу холма.

– Это Ход. Здесь живем мы. Здесь живут жуки, – не оборачиваясь, объяснял Жук, ведя всадника под землей. – Уже давно. Раньше Ход был под всей землей. Уводил далеко. Позволял вылезать к разным травам, разной земле. Теперь не ходим в дали. Там враг. Похож на тебя. Но текучий, иначе шуршит.

– Ход?.. Ах, ход, – тихо вздохнул военачальник. Через несколько поворотов он продолжил сам с собой, ибо Жук деловито шел вперед, уверенный, что гость следует за ним. – Когда-то давно я нашел ход, это было до. Или после?

Не найдя ответа на собственный вопрос, всадник догнал Главного Жука и вежливо постучал ему по надкрылку у плеча:

– Прости, Жук, а как тебя зовут?

Жук задумался, не переставая быстро перебирать тонкими ножками.

– Меня? Меня зовут Жуки. Жук. А тебя? Тебя зовут чем? Именно тебя? – тут жесткокрылый проводник добавил непереводимое: – Щхррт-хррт.

– Тебя зовут «Жуки»? – улыбнулся военачальник, как ребенок, нашедший новую игрушку. – А знаешь, в китайском языке тоже нет единственного числа, только множественное. Ты, похоже, скарабей. Хм-ммм… – всадник обошел Жука и пошел дальше вперед. – А меня зовут по-разному, в зависимости от времени и места. Так что, пожалуй, зови меня «человек».

Тут Главный Жук резко шарахнулся вправо, припечатав всадника к стене блестящим крылом, превосходящим по величине и твердости гоплитский щит[170](неуязвимый всадник при этом бесшумно охнул): подобная мера позволила насекомому Вергилию и его гостю пропустить бегущий навстречу караван жуков, тянувших за собой гигантскую гусеницу. Они пошли дальше.

– Где твои лазы? Ход привел тебя? Те Человек – это тоже ты? – с сомнением спросил Жук. – Зачем человек пришли сюда? Что-что искали? Бхрр-хрт.

Жук остановился: они достигли помещения с высокими сводами. Ближе к потолку по периметру располагались ячейки с еще не вылупившимися жуками. Военачальник оглядывал стены с интересом, но без особого энтузиазма. Если бы Жук разбирался в выражениях человеческих лиц, он бы понял, что Человек не был большим поклонником насекомых, особенно в стадии окукливания. Жук указал лапой:

– Это… Лупильня. Вон там свежие Жук. Еще более новые я. Когда вылупятся, будем уходить насовсем. Хочешь Ход?

– Хочу. Хочу Ход, – ответил военачальник, и в его тоне прозвучала обычно не характерная для него беспомощность. – Только скажи сначала, что вы такое? Куда уходить? Что здесь… как я, только текучее?

Жук долго думал, не двигаясь. Вокруг слышалось тихое шуршание, на всадника никто не обращал внимания – все занимались своими делами. Жуки помладше, размером с подрастающий комод, обкладывали яйца мягкой розовой травой, монументальные воины деловито сновали в боковых проходах, на ходу поправляя рога свободными от оружия лапами, строители укрепляли размягчившуюся стену, потревоженную корнями дерев, провизоры заготавливали еду, упаковывая ее в листья и прочные сетки из паутины. Через некоторое время Жук решил:

– Надо зарыться, – он быстро вырыл яму и залез в нее; сверху остались лишь часть туловища, две верхние лапы и голова. Затем он деловито продолжил: – Очень давно вокруг было пусто. Везде был только Жук. Был большой ход на многие стороны земли. Жук ходил всюду. Но не за большую мокрость, за древнее болото. Туда не ходил – слишком глубоко рыть, и что-то внутри мешает нехорошо. Но здесь было достаточно. Давно, но потом. Пришли по-другому ходящие. Либо или были всегда, но затаились. Не знаю сказать. Стали бороть Жук. Говорили большие слова. Горячие, сухие слова. Но Жук вылуплял новые жуки, многие новые жуки. Наконец, оттеснили других и сухие слова. Так время прошло еще. Довольно значительное. Когда закончилось, опять пришли другие. Теперь не просто бороли Жук, но – хррт, хррщ, хррщ!! – ели жуки! Во многие разы набрасывались и поедали жуки! Распространяли яд, и нельзя хоронить. Жук стал терять. Стал не прежний Жук, стал маленький, стал высыхать… – тут Жук остановился – то ли передохнуть, то ли чтобы соотнестись со своим слушателем. – Так понятно? – спросил он.