— Вопрос быть снаружи или внутри, как вы уже сказали, не играет большой роли, и все это не будет иметь значения, пока из-за горячего стремления миссис Хэтч попасть внутрь вы не окажетесь на пути, который я называю ложным.

Несмотря на сдержанный тон, с каждым сказанным словом сопротивление Лили нарастало. Уже само то, что он высказал опасение, ожесточало против него: она-то ждала проблеска личной симпатии, любого подтверждения, что снова обрела над ним власть, а он повел себя трезво и беспристрастно, не выказал никакого движения в ответ на ее призыв. Тогда ее раненая, ослепленная гневом гордость воспротивилась его вторжению. Убежденность в том, что это Герти прислала Селдена, а сам он, в каком бы отчаянном положении ни находилась Лили, сам он никогда добровольно не пришел бы ей на помощь, укрепила ее решимость больше ни на волосок не допускать его вторжения в свою жизнь. И несмотря на все сомнения, лучше оставаться во мраке, чем принять свет из рук Селдена.

— Не знаю, — сказала она, когда он договорил, — почему вы вообразили, будто моя ситуация именно такова, какой вы ее описали, но, поскольку вы всегда внушали мне, что единственное правило воспитания таких, как я, — это наука о том, как девушке добиться желаемого, почему бы не сделать вывод, что именно этим я сейчас и занимаюсь?

Она подытожила с улыбкой, которая словно возвела преграду для всякой дальнейшей доверительности. Сияние этой улыбки отбросило его в такую даль, что она едва расслышала, как он возразил ей в ответ:

— Я не уверен, что когда-нибудь утверждал, будто вы удачный пример подобного воспитания.

Щеки ее вспыхнули, но она успокоила себя легким смешком:

— Ах, погодите немного, дайте мне чуточку времени, прежде чем принять решение!

Он все еще стоял перед ней в нерешительности, выискивая хоть какую-то лазейку в непробиваемом фасаде, и она продолжила:

— Не ставьте на мне крест, и, может, я еще докажу, что меня не зря учили.

— Гляньте на эти блестки, мисс Барт, ни одна не пришита ровно.

Старшая мастерица, высокая, похожая на истощенный перпендикуляр, бросила проклятое ею сооружение из проволоки на стол рядом с Лили и проследовала к следующей работнице в ряду.

Их было двадцать в комнате, уставшие тела под копнами волос согнулись в скупом северном свете над орудиями ремесла, ибо это было нечто более, чем работа, — создание постоянно меняющихся оправ для удачливого лица женственности. Их собственные лица были желты от нездорового горячего воздуха и долгого сидения, а не из-за каких-либо признаков явной нужды: они были заняты в производстве модных дамских шляпок, довольно хорошо одевались, и им хорошо платили, но самые молоденькие из них выглядели такими же скучными и бесцветными, как и те, кто постарше. И в этой комнате, где они работали, было только одно лицо, под кожей которого кровь все еще играла, а теперь забурлила от досады, когда мисс Барт под хлесткими ударами слов бригадирши принялась сдирать с заготовки небрежно пришитые блестки.

Неукротимый дух Герти Фариш все-таки нашел решение, когда Герти вспомнила, что Лили прекрасно подшивает шляпки. Примеры барышень-модисток, нашедших себя под крылом моды и придававших своим «творениям» некий штрих, на который не способна ремесленная рука, польстили предвидению Герти и убедили даже саму Лили, что ее уход от миссис Нормы Хэтч никак не повлиял на уверенность в поддержке со стороны друзей.

Уход этот случился через пару недель после визита Селдена — и мог случиться раньше, не сопротивляйся она его неудачному предложению помощи и совета. Чувство причастности к сделке, которую Лили не озаботилась изучить внимательно, скоро проявилось в свете намеков мистера Станси: дескать, если она «поможет им до победного конца», то не пожалеет об этом. Намек, что подобная лояльность будет вознаграждена, заставил Лили взвиться и отбросил назад, пристыженную и раскаявшуюся, в распростертые объятья сострадательной Герти. Впрочем, Лили не предполагала лежать там в прострации, напротив, шляпное озарение, посетившее Герти, тут же вернуло надежды на прибыльную деятельность. Вот же наконец нашлось то, что очаровательные равнодушные ручки мисс Барт действительно могут делать, никаких сомнений, что они способны подшить ленточку или приметать декоративный цветок. И конечно, эти последние штрихи может нанести только Лили: подневольные пальцы, грубые, безрадостные, исколотые, создадут форму и сошьют куски ткани, Лили же будет царить в маленькой очаровательной модной мастерской — мастерской с зеркалами, белыми стенами и темно-зелеными портьерами, где ее уже завершенные творения — шляпки, веночки, плюмажи и всякое такое — расположатся на полочках, как птички на веточках, готовые вспорхнуть.

Но уже в самом начале кампании, затеянной Герти, видение зелено-белой лавочки рассеялось как дым. В этой отрасли подобным образом давно устроились другие молодые дамы, продавая шляпки только благодаря своему имени и прославленному умению завязывать бантик. Но эти привилегированные создания пользовались доверием, выражавшимся в способности платить аренду и предъявить кругленькую сумму на текущие расходы. Где могла Лили найти такие средства? И даже если бы нашла, как побудить дам, от одобрения которых она зависела, оказать ей покровительство? Герти узнала, что, какое бы сочувствие ни вызывало положение ее подруги несколько месяцев назад, то, что она связалась с миссис Хэтч, поставило симпатии под угрозу, а то и вовсе их разрушило. Опять же, Лили вышла из сложной ситуации вовремя, чтобы сберечь самоуважение, но слишком поздно, чтобы ее оправдало общество. Фредди Ван Осбург не женился на миссис Хэтч, он был спасен в последний момент — некоторые утверждали, что усилиями Гаса Тренора и Роуздейла, — и отправлен в Европу со стариной Недом Ван Олстином. Однако опасность, которой он избежал, всегда могла быть отнесена на счет попустительства мисс Барт, подытоживая и подтверждая давнее, пусть и смутное недоверие к ней. Это и явилось оправданием для тех, кто прежде отвернулся от нее, тех, кто ссылался теперь на историю с миссис Хэтч в доказательство собственной прозорливости.

Гертины поиски, во всяком случае, разбивались о воздвигнутую обществом непроницаемую стену, даже когда Керри Фишер, полная раскаяния из-за своего участия в истории с миссис Хэтч, присоединилась к мисс Фариш. Герти скрывала свое поражение в мягких двусмысленностях, но Керри — святая простота — объяснила подруге все как есть:

— Я отправилась прямо к Джуди Тренор, у нее меньше претензий, чем у других, и, кроме того, она ненавидит Берту Дорсет. Но чем ты провинилась перед Джуди? Как только я намекнула, что тебе надо помочь, она вспылила мгновенно, и причиной тому деньги, якобы полученные тобой от Гаса. Я никогда не видела ее более раздраженной. Ты же знаешь, она разрешает ему все, что угодно, но только не тратить деньги на друзей. И ко мне она относится теперь по-человечески только потому, что я не бедна. Ты говоришь, он спекулировал на бирже для тебя? Ну и что? Он проиграл деньги? Не проиграл? Тогда какого дьявола… нет, я не понимаю тебя, Лили.

В конце концов, после озабоченных допросов и долгих раздумий, миссис Фишер и Герти договорились объединить усилия и помочь подруге, решив устроить ее на работу в заведение мадам Регины — известную шляпную мастерскую. Но даже такое мероприятие не обошлось без существенных дискуссий, ибо мадам Регина имела сильное предубеждение против дилетантов и поддалась только потому, что это благодаря Керри Фишер к ее услугам стали регулярно обращаться миссис Брай и миссис Гормер. Сначала мадам Регина думала использовать Лили для демонстрации шляпок: популярная красавица могла принести выгоду. Но Лили категорически воспротивилась, а Герти ее воодушевленно поддержала, пока миссис Фишер, не согласившись в душе, но убежденная еще одним доказательством непрактичности Лили, добавила, что, возможно, ей будет полезно изучить ремесло с азов. Так что на должность швеи Лили была определена подругами, и миссис Фишер оставила ее со вздохом облегчения, пока бдительное око Герти парило неподалеку.