— Дело не в том, что ты любила Терна, милая, — сказала она, мягко глядя на меня. — Дело в нем.

Ли-ра поднялась и подошла к плите. Поставив чайник на огонь, она поглядела за окно и вернулась за стол. Казалось, она колеблется. Казалось, не знает, с чего начать.

— Мы с Терном должны были прийти к тебе после дня рождения Клифа, — сказала я. — Но не пришли. Что случилось?

Она посмотрела на огонь.

— Вы не пришли ко мне, потому что пропала моя дочь, — заговорила Ли-ра спустя несколько мгновений. — Ее нашли привязанной к одному из деревьев в глубине леса уже после нападения. В белом платье, в венке из засушенных цветов. Она умерла с улыбкой на губах, радуясь своему убийце, который поднес ружью к ее лбу и выстрелил почти в упор. Мы не знаем до сих пор, кто это был, но, очевидно, что этого человека она знала, раз разрешила так близко подойти.

Я впилась ногтями в руку, чтобы не ахнуть. Терн… Лакс сказал мне сегодня утром, что предателем был муж Ли-ры. Неужели он убил собственную дочь? Неужели он смог поднести к невинному личику девушки ружье и хладнокровно нажать на курок? И главное, зачем? Я знала, что это он — это было в одном из кошмаров, но я не понимала, какой в этом был смысл, и от бессмысленности и беспощадности такого поступка становилось страшно.

— Пора тебе узнать, кто такой Терн, — вздохнув, Ли-ра встала, чтобы налить себе воды с приправами, и я замерла.

— Говори.

Она вернулась с кружкой, осушила ее почти до половины и начала.

— Ты родилась здесь, ты дитя человека и человека, и ты живешь и умрешь как человек. Но Терн… он человек только наполовину. Однажды, давным-давно, когда Клиф был еще совсем подростком, в нашу деревню пришла девушка с ребенком. Она называла себя Паной, а ребенка — Терном, и рассказывала, что пришла к нам из другого мира, называемого миром Одинокой звезды. Этот ребенок, как сказала Пана, сын ее еще не родившегося воплощения, и ему нужно некоторое время провести здесь, чтобы оправиться от родовой травмы. Конечно же, рассказала она это только мне. Пана и ее сын знали об ангелах и переходах между телами и мирами, но даже она тогда не понимала всей природы своего здешнего сына. У этого мальчика в нашем мире не было воплощения. Он — чужак, и потому отличается от всех нас очень многим, включая состав крови и скорость заживления ран. Но главное — это чувства.

Она вздохнула.

— Вокруг каждого из нас существует магнитное поле, называемое аурой.

Я кивнула — уж об ауре на Земле знали все от мала до велика.

— Человеческие ауры не вредят друг другу, соприкасаясь, а ауры влюбленных даже усиливаются от взаимного обмена чувствами. Другое дело Терн. Его аура изначально настроена по-другому, а, влюбившись, он сделал ее в разы сильнее и мощнее.

Она заглянула мне в глаза и убедилась, что я ее внимательно слушаю.

— Я поняла, кто он такой, в тот самый день, когда его ранил тот злосчастный кабан. Ты сидела рядом с ним, рыдая от боли и любви, а он открыл глаза и увидел подле постели девочку, которая прочно вошла в его сердце. Он осознал свои чувства к тебе как раз в тот момент, когда я вошла в комнату. То, что я вижу вокруг людей — радуга, Одн-на, то, что я тогда увидела вокруг Терна, было подобно волнам черного цвета. Эта чернота вонзилась в твою радугу и стала пожирать ее так быстро, что еще мгновение — и ты лишилась бы у его постели сознания и остатков разума. Я попросила Пану отправить Терна в город, чтобы разлучить вас. Конечно, она не знала, в чем дело, но я внушила ей, что ты опасна для Терна, и вас надо держать друг от друга подальше. Я сказала ей, что если он женится на тебе, он умрет. Твоя мать присутствовала при разговоре. Когда Пана вышла, я рассказала ей всю правду.

— Какую правду, Ли-ра?

Она сцепила на столе руки и впервые за все время, что я ее знаю, отвела глаза, прячась от моего внимательного взгляда.

— Раса Терна называется вампирами, Одн-на. Такие как он питаются не просто аурами людей — они их убивают. И тех, кого любят, убивают быстрее всего.

Ли-ра посмотрела мне в лицо.

— Он пришел ко мне в день нападения джорнаков, милая. Он сказал, что сделает все, чтобы тебя спасти. И я сказала ему, что чтобы тебя спасти, мало разлюбить тебя. Если он хочет по-настоящему исправить то, что уже натворил, он должен тебя возненавидеть.

Я попросила у Ли-ры пару дней передышки. Мне надо было прийти в себя после услышанного, расставить по местам чувства, мысли и сомнения. Уже на следующее утро, собравшись и захватив с собой еды и воды на пару дней, я ушла из дома в лес. Ловушки на бобров проверять было еще рано, но меня это не остановило. Пройдусь, развеюсь. Сделаю пару кругов по запретному лесу, добреду до волчьих нор, пройду вдоль реки до деревни, где живет Трайн. Я знала эти места очень хорошо — я здесь выросла, здесь подстрелила первого оленя, здесь впервые столкнулась в жестокой схватке с рысью. Шапка из рысьего меха до сих пор служила мне верой и правдой.

Ноги сами несли меня, а в голове бушевала буря. Сердце разрывалось между желанием пойти к Терну и сказать ему о том, что я все знаю, и страхом — а вдруг ему это признание не нужно, вдруг он и вправду меня ненавидит, вдруг и вправду смог заставить себя разлюбить.

Я вспомнила, как он обнял меня на пороге своего дома, когда Пана рассказала мне о том, что смерть моя в Миламире была подстроена, и как резко и испуганно прозвучал ее голос, когда она попросила его: «Терн. Терн, прошу тебя». Ли-ра упомянула, что Пана тоже знает, кто такой Лакс — когда ее сын пришел в себя, и она оказалась готова встретиться со своей судьбой лицом к лицу, Ли-ра поведала ей всю правду. Пана поверила сразу. Она знала с самого начала, что ее ребенок — не такой как все, знала, что ей уготован одинокий жребий матери этого ребенка — свидетельницы его боли, страданий и отчаяния.

Клиф держал ее за руку, когда Ли-ра обстоятельно рассказывала о том, что произойдет, если Терн не будет держаться от меня подальше.

Его аура вырастет настолько, что поглотит мою. Я начну болеть, чахнуть день за днем, лишаясь естественной защиты, а Терн, наоборот, будет чувствовать себя все сильнее и сильнее. Когда моя аура исчезнет, я умру. Его же поле, поглотив мое, станет настолько сильным, что сможет воздействовать на поля других людей. Он сможет питаться от них так же, как питался от меня, и для этого ему не нужна будет любовь.

Когда я умру, ему уже ничего не будет нужно.

Пана и Клиф выслушали приговор стойко. Не знаю, что происходило в тот день у них дома, но вскоре после выздоровления Терн был отправлен в город, учиться наукам. Арка рыдала у меня на плече, а потом рыдала и я, уткнувшись носом в подушку и с горечью осознавая, что не имею права — на тоску, на слезы, на чувства.

Но и теперь, когда я все знала, когда я знала, что Терн любил меня и готов был пойти для меня на все, ничего не изменилось.

Ничего.