Прямо на моих глазах волк-притворщик превращался в человека.

Это оказался совсем мальчишка, лет четырнадцать-пятнадцать, наверняка, только-только пережил свое первое превращение. Пока он, скуля, приходил в себя и одновременно пытался прикрыть руками наготу, я в панике соображала, что делать с таким неожиданно свалившимся на меня счастьем.

До охотничьего дома было километра два. На санках у меня лежала двадцатикилограммовая туша бобра, а утащить и ее, и притворщика на себе я просто физически бы не смогла. Выход был один, и действовать надо было быстро, чтобы голый человек на снегу не заработал себе простуду. Я стащила с себя куртку, ахнув, когда мороз тут же схватил меня в охапку. Волк еще не вполне осознавал, что произошло, он даже попытался зарычать на меня, когда я приблизилась, но я легонько встряхнула его и заставила поглядеть себе в глаза.

— Слушай, — сказала я. — Я помогу тебе, если ты перестанешь нападать, понял?

Он глухо заворчал, осекся, и вдруг все-таки выговорил низким, полным боли голосом:

— Что я сделал? Почему напал на тебя? В голове как будто помутилось… Отец меня убьет…

Я подала притворщику куртку, и он, нимало не смущаясь тем, что пачкает кровью из раненного бока мою одежду, закутался в нее.

— Как тебя зовут? — спросила я.

Он охнул от боли, попытавшись подняться и снова упав в снег. Я отвязала бобра и закопала его тут же, рядом, присыпав окровавленным снегом — добычу я не бросала. Юноша молча наблюдал за мной, и я уже решила было, что не дождусь ответа, как услышала:

— Ер.

— Что? — я обернулась и увидела, что он уже поднялся на ноги и прислонился к дереву, держась рукой за бок. Курткой он предпочел прикрыть низ, и не верх. Ну и очень глупо.

— Ер, — сказал он. — Это имя. Еран-мири, но меня так никто не зовет.

— Я Одн-на, — сказала я сухо. — Давай-ка, забирайся в санки, нам нужно как можно скорее добраться до зимовья.

— Отец убьет меня, — сказал Ер, но уже почти безучастно. — Я напал на человека. Я подверг твою и свою жизнь опасности. Я пойду сам.

Я разозлилась. Холод пробрал меня до кончиков пальцев, к тому же небо стремительно темнело, и, похоже, на этот раз я лягу спать на голодный желудок. Если хочет идти — пусть идет. Босиком по снегу, отличная идея.

Мне тут же стало его жаль.

— Слушай, не будь идиотом, отморозишь ноги. Садись и подогни ноги под себя. Быстро.

Я вытряхнула из котомки остатки еды и постелила ее на санки. Когда Ер скрючился от боли, я на минуту преисполнилась жалости к нему, но потом она ушла, сменившись глухим раздражением. Инфи его дернул напасть на меня.

— Садись. Вот еда, — я подала ему хлеб, воду и рыбу. — Поскольку на мешке ты сидишь, держи это в руках. Хочешь — ешь. Поехали.

Два километра показались мне целыми пятью. Два раза Ер падал в обморок — быстрое превращение и кровопотеря делали свое дело. Я отдала ему свою шапку, чтобы он зажал ей бок, и к тому моменту, как мы вышли к зимовью, уши у меня отмерзли напрочь. Поднялся ветер. Я уже почти наощупь взобралась на крылечко и открыла дверь. Ера пришлось на себе почти втащить, он упал на пол и, попытавшись подняться, наконец, лишился сознания от боли.

Я включила фонарь, разожгла огонь в печи, заставила себя выйти из дома за дровами. К счастью, у дома еще оставались приготовленные заранее поленья, и мне не потребовалось их колоть. Это бы меня убило.

Пока комната нагревалась, я порылась в шкафу в комнате с кроватью и нашла чью-то старую одежду — свитер, брюки, носки, пару шапок. Отчаянно краснея, я затащила притворщика на кровать, перевязала бок — по счастью, рана оказалась неглубокой, и одела. Укрыв Ера одеялом, я вернулась в переднюю и уселась возле печи — греться. Что делать дальше — я не представляла. Буря приближалась со скоростью света. В шкафу отыскались консервы — томатный суп, оленина с бобами, сосиски. Несмотря на то, что по технологиям этот мир существенно отставал от Земли, постоянные переходы сделали свое дело — здесь не было электричества, но были долгоиграющие газовые фонари, не было водопровода, но были консервы, правда, не герметично запаянные, а закрытые металлическими крышками. Эта страна только вступала в эпоху индустриализации, но медицина находилась уже на уровне начала двадцатого века — были признаны асептика и антисептика, врачи ставили капельницы и знали о группах крови. Здесь их было шесть.

Я поела горячего томатного супа и почувствовала, как из живота тепло поднимается выше. Наконец, заболели уши — я всерьез испугалась, что их отморозила. Стало легче дышать и легче мыслить. Сегодня уже и думать было нечего про то, чтобы выйти из дома. Даже если бобра и занесет снегом — это лучше, чем если снегом занесет меня. С лыжами ситуация обстояла хуже. Оставалось только надеяться на волков. Я верну им живого и здорового волчонка, они довезут меня домой.

За окнами словно задернули синюю занавеску. Я доела суп, набрала в банку снега и поставила на огонь — кипятиться. Моей воды нам надолго не хватит, а провести здесь предстояло, по крайней мере, сутки. В бурю ни я, ни даже волк не рискнем высунуть нос за пределы зимовья. Равносильно смерти.

Завернувшись в теплое одеяло, через некоторое время в комнату вышел Ер. Он едва держался на ногах, но все же нашел в себе силы добраться до стула, который я поставила у печи и упасть на него рядом со мной.

— Прости, — сказал он, глядя прямо в огонь. Лицо притворщика казалось почти белым от потери крови. Я молча протянула ему банку с супом. — Ты могла с полным правом убить меня. Я не знаю, что случилось, почему я потерял контроль. До обращения еще далеко…

Он взял банку, ложку и принялся есть, жадно и причмокивая. Опомнился, покраснел так, что это стало заметно даже в полутьме, начал жевать бесшумно.

— Долго не был человеком, — сказал Ер, покосившись на меня.

Я кивнула. Волки, даже пережившие обращение, как я знала, не очень-то стремились снова стать людьми. Они пытались сражаться с полнолунием всеми возможными способами, но победить гормоны медицина этого мира пока не могла. Я слышала сказки о волчьих норах, в которые якобы не проникает луна, и которые позволяют притворщика пережить гормональный взрыв без обращения. То, что казалось бессмысленным Нине и Одн-не по отдельности, наполнилось смыслом, стоило его сопоставить вместе. Я прибыла в Белый мир в полнолуние, и меня встретили волки. Наверняка луна там действовала на волков совершенно иным образом. Наверняка через Ворота — через те самые волчьи норы — некоторые волки просто уходили в другой мир, переживая полнолуние в своем исконном обличье.

Я не заметила, как задремала на стуле у огня, и очнулась только, когда Ер потряс меня за плечо.

— Уже поздно, — сказал он, глаза притворщика светились желтым в полутьме.

Я подбросила в печку дров и вслед за Ером поплелась в комнату. Там, забравшись на верхний ярус, я укрылась пахнущим чем-то пряным одеялом и уснула прямо в одежде.