по большей части молчали – раз умолкнув, когда господин заговорил, они уже не могли вернуться к прежней веселости.

От яркого солнечного настроения, с которым они покинули замок, когда Мев с Келли скакали вслед за ними, не осталось и следа – тяжелые думы наваливались на него. Он сказал Бранвин: «Это безопасно, почему бы им не ездить в самом центре наших владений, да еще в сопровождении Ризи, который отвечает за Кер Велл в мое отсутствие. Не дальше скрещения дорог. Неужто из-за этого надо поднимать столько шума?»

Теперь ему казалось это безумием, и он весь покрылся потом, несмотря на то что солнце уже садилось. «Сейчас они должны быть уже дома, – успокаивал себя Киран. – И Ризи сидит в зале со всеми у очага вместе с Бранвин, Мурной и Ленноном, и он, конечно же, пьет эль с Роаном». Он воссоздавал обычную картину – хрупкую конструкцию в уме, складывая ее по камушку, а небо все более тускло и зловеще нависало над ними, пока они близились к месту прощания.

«Я так хотел этого, – думал Киран, вспоминая утренний покой. – Я хотел верить, что Донала не будут подстерегать опасности…»

«И вправду не будут, – убеждал он себя. – Они доедут беспрепятственно». Собрав все свое мужество, он пытался взбодриться. Улыбкой он отвечал на всеобщее молчание и взял в руки поводья.

– Господин? – спросил Донал.

– Я думал, мой юный друг, что я – заложник и что стоит мне миновать Лиэслин, как мы с твоим великим двоюродным братом окажемся на ножах. И все же…

– Нет, господин, – вмешался Барк.

– Что, мой сторож, не искушать тебя?

– Господин, – ответил Ларк, – я умоляю.

– Тревожишься, мой старый волк, – вздохнул Киран. – Стоит мне сейчас нарушить слово, и в доме моем уже никогда не будет мира.

– Пора, – сказал Донал, глядя на дальние холмы, за которые садилось солнце. – Что до меня, господин, то я скажу: если ты вернешься раньше, чем обещал, ты только доставишь радость госпоже твоей жене.

И долго после этих слов Киран еще ехал в тишине.

– Господин, – опять сказал Донал.

– Да, – ответил тот, – ты прав. – И он направил свою лошадь в сторону от дороги, как они неоднократно делали сегодня за день, чтобы не утомить лошадей. Но на этот раз Донал и четверо, что отправились вместе с ним, расседлали своих лошадей и перенесли все свое снаряжение на запасных, которые с неудовольствием подчинились.

– Будьте осторожны, – сказал Киран, когда те уже сели на свежих скакунов.

– Да, господин, я буду.

– И носи отличительный знак, что я дал тебе.

– Господин, я помню об этом. – Хитрая улыбка играла на губах Донала, и глаза его искрились насмешкой, и Киран в ответ улыбнулся, вспомнив, что этот мальчик уже был взрослым мужчиной и имел голову на плечах.

– Да, – промолвил Киран. – Счастливого пути, Донал.

И так он простился с ним без лишних церемоний и не обращая внимания на предчувствия, тревожившие его; и Барк простился со своим двоюродным братом и другими друзьями.

За Кер Давом, у берегов Лиэслина, Донал свернет на запад, и до первого привала им будет предстоять еще долгий путь; и Киран смотрел вслед удалявшимся фигурам, придерживая за узду свою лошадь.

Туман опустился на землю. Другие не видели его, и все же то был туман, и деревья вздымались, стройные, как колонны, когда Киран взглянул вокруг своим другим зрением. Вся равнина поросла деревьями, и он потерял из виду Донала и дорогу, по которой тот ехал, ибо тут ее вовсе не существовало. Вокруг раскинулись лишь чащобы и холодный туман, и тревожный лес. Он стоял, всматриваясь в него и успокаивая лошадь, которая тоже была рядом с ним; но свита словно растаяла и казалась совсем бесплотной, будто тени.

– Господин, – окликнул его Барк и опустил что-то тяжелое ему в руки – мех с вином. – Возьми.

Киран сделал глоток. И вкус вина показался грубым и странным.

– Мы можем отдохнуть на хуторе Аларда, – заметил Барк. – Помнишь, нам предлагали там эль.

– Нет, – ответил Киран, не объясняя причин. А Барк и не спрашивал, не желая досаждать ему, – с него было довольно и того, что они не последовали за Доналом.

Киран отогнал свое видение, и небо снова стало золотым. Он ничего не мог увидеть в этом месте. И камень был не в силах ему помочь. Внезапно он усомнился во всем, что делал, и одно казалось ему мудрым до сих пор… защищать Кер Велл.

Он вспомнил брата Донкада и Лиэслин, залитый солнцем, когда они поднимались на соседний с ним холм, а потом у Дун-на-Хейвина в сумерках – и тогда Киран понял, вдруг осознав все прошлое, что посылал он гонцов не к этому человеку. Что то будет не мальчик и не темнобородый юноша, как и сам он уже не тот, что был прежде. «Он поседел», – вздрогнув, подумал Киран, поставив ногу в стремя и вспрыгнув в седло. Прежде он никогда не подсчитывал годы. «Он старше меня и темнее, значит, время должно было сильнее сказаться на нем. Он, верно, стал совсем худым – он и прежде был сухопарым». Киран попытался представить его себе, отгоняя тот старый образ брата и товарища. И такое жгучее желание охватило его – быть там, куда ехал Донал. Светловолосый мальчик, которым Киран когда-то был, вскочил бы в седло и помчался, пренебрегая всеми опасностями. Когда-то он так мчался с посланием короля, когда расстался с братом и забрел в тот дремучий лес.

«И так я мог бы вернуться к нему, – подумал Киран, вспоминая светлые времена. Он соскочил бы с коня у ворот. – Смотри, я вернулся домой!»

Но теперь они были господами Кер Велла и Кер Донна, и их поступки должны были соответствовать их титулам и нести на себе весь груз усталости, лет и вражды.

«Я волнуюсь за тебя» – вот что должен был сказать Донал от его имени Донкаду, но даже такое простое послание Киран не мог отправить. «Я прошу мира, – вместо этого униженно передал он, не заботясь о собственной гордости, – в нынешние времена молчание не принесет добра нам обоим».

И Кирану было что еще сказать, если Донкад соблаговолит выслушать.

Лиэслин чернел под звездами, и ничего не отражалось в его глади, даже мерцания. Он лежал мелкий и широкий, и тишину нарушали лишь лягушки да шелест ветра в камышах.

– Я думал, он красивее, – сказал Бок, который был старше всех.

– Болото, а не озеро, – откликнулся Донал, – так от него смердит, – он заметил его еще издали, а теперь, двигаясь вдоль полночного берега и вдыхая запах разложения, распростился с последними иллюзиями, что встретится с зеркалом холмов. Оно зияло, как яма, темнее, чем камыши, и больше всего Донал боялся, что как бы,